Перед тем как перейти непосредственно к языковому вопросу в Казахстане, следует затронуть тему, непосредственно с ним, на первый взгляд, не связанную с ним напрямую. Речь идет о проблематике дихотомии коллективных и индивидуальных прав граждан. Данный вопрос довольно глубоко изучен за рубежом, однако в Казахстане само его наличие осознается на данный момент далеко не всеми. Довольно широко распространено ошибочное представление, согласно которому указанные два вида прав человека естественным образом вытекают один из другого или, как минимум, органично друг друга дополняют.

Однако в реальности между индивидуальными и коллективными правами нередко возникает противоречие. Например, в случае, когда традиции этнической группы подразумевают ограничение прав той или иной категории людей (например, женщин), возникает коллизия между коллективным правом данной этнической группы на соблюдение своих традиций, с одной стороны, и индивидуальным правом любой женщины (в т.ч. принадлежащей к данной этнической группе) на равноправие со всеми согражданами в полиэтничном государстве, с другой стороны. В развитых странах в большинстве такого рода случаев предпочтение отдается индивидуальным правам человека.

Перед тем как перейти непосредственно к языковому вопросу в Казахстане, следует затронуть тему, непосредственно с ним, на первый взгляд, не связанную с ним напрямую. Речь идет о проблематике дихотомии коллективных и индивидуальных прав граждан. Данный вопрос довольно глубоко изучен за рубежом, однако в Казахстане само его наличие осознается на данный момент далеко не всеми. Довольно широко распространено ошибочное представление, согласно которому указанные два вида прав человека естественным образом вытекают один из другого или, как минимум, органично друг друга дополняют.

Однако в реальности между индивидуальными и коллективными правами нередко возникает противоречие. Например, в случае, когда традиции этнической группы подразумевают ограничение прав той или иной категории людей (например, женщин), возникает коллизия между коллективным правом данной этнической группы на соблюдение своих традиций, с одной стороны, и индивидуальным правом любой женщины (в т.ч. принадлежащей к данной этнической группе) на равноправие со всеми согражданами в полиэтничном государстве, с другой стороны. В развитых странах в большинстве такого рода случаев предпочтение отдается индивидуальным правам человека.

Очевидно, что для успешного достижения стратегических целей этнополитики в РК необходимо как широкое осознание обществом различия между двумя указанными понятиями, так и последовательно проводимая государственная политика, подразумевающая примат индивидуальных прав над коллективными. Только в этом случае понятие «равенства всех этнических групп» получит адекватное смысловое наполнение, и будет служить эффективным инструментом государственной этнополитики.

В противном случае - т.е. при сохранении доминирования групповых этнических идентичностей (как казахской, так и всех остальных) над общегражданской, межэтнические отношения как межгрупповые неизбежно будут выстраиваться иерархическим образом (что по определению подразумевает неравенство - если не де-юре, то де-факто), ввиду объективно неодинаковой роли различных этнических групп в жизни страны, в зависимости от их численности, социальных ниш и т.п. Только доминирование общегражданской идентичности над всеми этническими (т.е. не только над казахской, но и над всеми миноритарными идентичностями) способно обеспечить ощущение гражданами полного равенства этносов.

Сказанное тем более важно, что в межэтнических отношениях в Казахстане - прежде всего в отношениях между двумя крупнейшими этническими группами, - немалую роль играет вопрос статуса, смену которого пережили как казахи, так и русские после распада СССР и обретения Казахстаном политической независимости. Речь идет, очевидно, о статусах соответствующих этносов как групп в целом, которые (статусы) могут в определенных ситуациях проецироваться на индивидуумов и на взаимоотношения между ними.

Далее, перед тем как перейти непосредственно к связи между языковым вопросом и гражданским самосознанием в современном Казахстане, необходимо сделать небольшой экскурс в современную теорию нациестроительства.

В целом общепризнанным в науке о нации и национализме является разделение существующих наций на «этнические» и «гражданские». Основными различительными признаками при этом являются:

• критерии включения (определения факта принадлежности индивидуума к данной нации),
• характер базовых ценностей, консолидирующих нацию.

У классической этнической нации:

• основным критерием включения является «право крови», иначе говоря, происхождение,
• базовыми являются традиционные ценности, принадлежащие к «треугольнику»: язык - культура - религия.

У классической гражданской нации:

• основным критерием включения являются гражданство и самосознание,
• базовыми являются социально-политические ценности (будь то идеалы либерализма, коммунизма[1], и т.п.)

Нации первого типа существуют в таких странах как Япония, Израиль (ценности - традиционные, критерий включения - «право крови»), и некоторых других; второго типа - в США и Франции (ценности - социально-политические, критерий включения - гражданство и самосознание).

При этом, однако, классики теории нациестроительства признают, что ни одна из реально существующих в мире наций не является «на 100%» этнической или гражданской - оба эти начала всегда присутствуют в той или иной пропорции[2]. Соответственно этому, в системе ценностей любой современной нации присутствует как культурологическая («традиционная») составляющая, так и социально-политическая - различие лишь в том, какой из этих двух компонентов доминирует. Идентичность любой успешно построенной нации включает как социально-политический, так и культурологический компонент, в той или иной пропорции; ни одна реально существующая нация не является «полностью» этнической или гражданской.

Например, во Франции основу гражданской идентичности составляют идеалы демократии (знаменитое «Свобода, Равенство, Братство!»), уходящие корнями в историю Великой французской революции. Однако при этом чрезвычайно важную роль играет и французский язык как культурная ценность, консолидирующая гражданскую нацию, ее культурологический субстрат. Владение государственным языком является неотъемлемой частью «французскости», и «языковой шовинизм» чрезвычайно силен во Франции по сей день.

Напротив, в современной Турции основу идентичности для полиэтничной гражданской нации составляют турецкий язык и религия ислама (несмотря на светский характер государственности), но при этом большую роль играет и сильнейшая харизма личности Мустафы Кемаля Ататюрка, на культе которого базируется приверженность политической доктрине кемализма[3].

В обоих случаях очевиден факт наличия как культурологической, так и социально-политической компоненты, однако в турецкой модели доминирует первая из них, а во французской - вторая. Очевидно, что и в Казахстане в процессе строительства гражданской идентичности свою роль сыграют как социально-политический компонент, так и культурологический. Принципиально важным является вопрос о том, в каком соотношении эти два компонента могут/должны сочетаться.

Все дискуссии о выборе гражданской или этнической модели нациестроительства в Казахстане так или иначе касаются вопроса о статусе казахского и русского языков.

Суть проблемы состоит в том, что, по ряду причин гражданская модель нации прочно ассоциируется в массовом сознании казахстанцев с русским языком, тогда как казахский язык - столь же прочно ассоциируется с этноцентризмом и соответствующей моделью нациестроительства. Таким образом, без большого преувеличения можно сказать, что основной «спор», фактически, идет не о выборе «гражданской» или «этнической» модели нациестроительства - т.е. не о критериях включения в национальный коллектив (по крови или по гражданству), - а о статусе двух языков.

При этом следует четко осознавать, что даже гражданская модель нациестроительства (ошибочно воспринимаемая многими как «панацея») однозначно предполагает наличие общепринятого культурного стандарта - как минимум, языкового[4]. В Казахстане на данный момент параллельно функционируют два основных культурно-языковых стандарта: казахский и русский. Ни один из них, при этом, не является общепринятым - точнее будет сказать, общеприемлемым:

• с одной стороны, принятие (или, точнее говоря, сохранение) русского стандарта в качестве базового принципиально неприемлемо для значительной части казахов - этот факт красноречиво продемонстрировали бурные политические события вокруг проекта Доктрины национального единства на рубеже 2009 и 2010 гг.,
• с другой стороны, к принятию в таком качестве казахского (культурно-)языкового стандарта психологически и практически совершенно не готово большинство русскоязычного населения; в меньшей степени - также часть европеизированных городских казахов.

Описанная ситуация объективно тормозит формирование гражданской нации в Казахстане, и создает благодатную почву для национал-популизма - как казахского, так и русского, образующих своеобразный дестабилизационный «тандем». На межэтнические отношения в стране стабилизирующим образом влияет по сей день сохраняющаяся инерция «советского сознания». Тем не менее, указанное позитивное влияние остатков общесоветского самосознания является инерционным явлением по своей сути, и потому не может рассматриваться как долгосрочный стратегический ресурс.

По данным социологических исследований, наиболее конфликтный контингент (по крайней мере, среди казахов) представляет собой молодежь, не имеющая советского опыта межэтнического общения. По мере неизбежно происходящего ухода среднего и старшего поколений из активной общественной жизни, описанная выше проблема будет обостряться.

В контексте описанной выше ситуации становятся актуальными три потенциальные проблемы, которые, в случае дальнейшего затягивания решения языкового вопроса, могут сыграть роль мощных дестабилизирующих факторов в будущем. Ниже каждая из них будет охарактеризована подробно.

Несоответствие достигнутых результатов ожиданиям

Одной из тревожных тенденций является нарастающее недовольство части населения - в первую очередь казахскоязычной казахской молодежи, - порожденное несоответствием между заявленной целью языковой политики государства (становление казахского языка в качестве государственного) и реально достигнутыми на данный момент ее результатами.

Речь идет о поколении казахскоязычной казахской молодежи,  сформировавшемся уже в годы независимости, закончившем казахские школы, и если продолжающем обучение, то в основном на казахских отделениях вузов. Эта часть молодежи имеет довольно серьезные социальные ожидания, связанные с языковой сферой, и вырабатывает соответствующую стратегию поведения. В отличие от поколения своих родителей, указанная часть казахской молодежи гораздо болезненнее воспринимает и активнее реагирует на тот факт, что значительная часть их сограждан не только не говорит по-казахски, но даже не понимает этот язык.

О социальных ожиданиях данного контингента казахской молодежи касательно  языковой политики можно сказать следующее: вне зависимости от того, насколько эти ожидания реалистичны и выполнимы на сегодняшний день, они уже существуют и со временем будут только усиливаться. Идея становления казахского языка в качестве государственного уже стала фактом общественного сознания и самодовлеющим фактором его развития[5].

Из вышесказанного вытекает следующий вывод: хотя в краткосрочной перспективе форсированное внедрение государственного языка, очевидно, может провоцировать конфликтные ситуации, тем не менее, в долгосрочной перспективе именно затягивание решения данной проблемы приведет к еще большему усилению конфликтогенного потенциала в казахстанском обществе. Иначе говоря, в течение ближайших лет желательно достичь ощутимых сдвигов в процессе реального внедрения государственного языка. В противном случае можно с уверенностью прогнозировать рост конфликтогенного потенциала в межэтнических отношениях, причем на самом опасном для государства направлении - между двумя крупнейшими этническими группами.

Для предотвращения такого сценария, в первую очередь, необходимо овладение государственным языком, по крайней мере, молодыми и социально активными представителями русскоязычного населения, причем в достаточно короткий срок - для начала хотя бы пассивное (на уровне понимания, если не говорения)[6]. Государственное давление при этом должно быть достаточно сильным, но четко адресным - затрагивать лишь определенные возрастные и профессиональные группы, а не все русскоязычное население.

Развитие «параллельных» дискурсов

Вследствие невладения государственным языком значительной частью населения казахскоязычный сектор информационного поля оказывается полностью закрытым для русскоязычной аудитории, недоступным ее наблюдению. (Напротив, русскоязычный сектор информационного пространства легко доступен казахскоязычным гражданам, которые в подавляющем большинстве хорошо владеют русским языком.)

Как результат, в настоящее время в Казахстане параллельно формируется два разных, «параллельных» друг другу общественно-политических дискурса. Иначе говоря, любой публично выступающий или пишущий на казахском языке реально обращается к этнически однородной аудитории, причем зная об этом. Данное обстоятельство, в свою очередь,  неизбежно влияет на содержание дискурса - как на тематику, так и на сам круг употребляемых понятий[7].

Как следствие, на базе указанных двух дискурсов, в обществе развиваются две разные политические культуры и, как дальнейшее следствие, две разные, «параллельные» друг другу, формы гражданского самосознания. Последнее, очевидно, представляет потенциально наибольшую опасность для целостности казахстанского общества, т.к. на корню подрывает возможность надэтнической консолидации казахстанцев в единую гражданскую нацию.

Региональная специфика языковой ситуации

Отдельную проблему представляет собой вопрос о внедрении государственного языка в северном и восточном регионах страны, где существует большое количество населенных пунктов с численно преобладающим русскоязычным населением - в т.ч. такие областные центры как Костанай, Караганда, Кокшетау, Петропавловск, Павлодар, Усть-Каменогорск.

Суть проблемы в данном случае заключается в следующем:

• с одной стороны, специфика этнического состава населения очевидным образом влияет на языковую ситуацию - в данном случае существенно тормозит процесс внедрения государственного языка в соответствующих регионах; в частности, очевидна опасность форсированных мер в данном направлении, способных послужить фактором обострения этнополитической ситуации,
• с другой стороны, в случае, если ситуация не изменится существенно в ближайшие годы, это породит еще больший - и со временем только усиливающийся - разрыв с южными и западными областями, где внедрение государственного языка по объективным причинам идет намного быстрее и успешнее; подобное развитие событий также представляется опасным в долгосрочной перспективе[8].

Суммируя сказанное выше, можно констатировать, что решение языкового вопроса в Казахстане - иначе говоря, преодоление существующей культурно-языковой разделенности казахстанского общества путем успешного внедрения казахского языка в качестве реально функционирующего государственного, - из вопроса абстрактной исторической справедливости, фактически, превратился на сегодняшний день в вопрос безопасности - общественной, а в перспективе и государственной безопасности Республики Казахстан.

Его эффективное решение должно сопровождаться политикой, берущей за основу установку на доминирование общегражданской идентичности над всеми этническими, единственно способную обеспечить ощущение гражданами полного «равенства этносов» - равенства прав индивидуумов, независимо от этнического происхождения.

В этой связи необходимо активное внедрение - и при этом наглядная реализация, - идеологемы «Равные возможности для каждого!» наряду с уже существующей идеологемой «Единство в многообразии». Последняя на данный момент сохраняет свою актуальность, однако нельзя не заметить, что речь здесь идет о «единстве» этнических групп и именно их (групп) «многообразии». В этом смысле именно идеологема «Равные возможности - для каждого!» объективно является шагом вперед, выводящим на новый уровень восприятия этносоциальной реальности. Следует отметить, что Раздел II окончательного варианта Доктрины национального единства Казахстана («Разное происхождение - равные возможности») целиком посвящен именно этому положению [2].

Учитывая отсутствие в постсоветских странах амбициозной социально-политической идеологии, сопоставимой по мощи с коммунизмом, либерализмом и т.п., именно идея (подкрепленная реальной возможностью) реализации личного потенциала способна увлечь граждан, причем в первую очередь это касается молодежи - основной адресной аудитории «проекта "Казахстан"».

Литература:

1.     Национализм и формирование наций. Теории - модели - концепции. Отв. ред. А.И. Миллер. - Москва, 1994.

2. Доктрина национального единства Казахстана // http://www.inform.kz/kaz/article/2263392

[1] Очевидно, что попытка создания «новой общности советский народ» в СССР была ничем иным как проектом строительства гражданской нации, хотя сам этот термин не употреблялся. Т.н. «советский патриотизм», в свою очередь, был ничем иным как одной из форм гражданского национализма.

[2] Данный факт был блестяще определен К. Калхуном: «Хотя совершенно разделить национализм и этничность невозможно, равно невозможно объяснить национализм как простое продолжение этничности». См. Calhoun C. Nationalism and Ethnicity // Annual Review of Sociology. 19. 1993. - P. 232. Цитируется по [1, с. VII].

[3] Разумеется, в турецком обществе много сознательных сторонников светской республики, аргументирующих свою позицию далеко не только верностью памяти основателя государства; противников светского строя в стране также немало. Тем не менее, значительная часть населения Турции искренне привержена ценностям кемализма, но эта приверженность - зачастую вторична по отношению к почитанию Мустафы Кемаля как такового («Мы не можем предать Ататюрка!»). Харизма Ататюрка, в свою очередь, основана на его исторической роли прежде всего как спасителя независимости страны, и лишь во вторую очередь - как социального реформатора. Строго говоря, Турция занимает промежуточное положение между «этническими» и «гражданскими» нациями, т.к. среди базовых ценностей турецкой нации доминируют традиционные, однако критерием включения является гражданство и самосознание.

[4] В СССР такой стандарт был русским, в США - был и остается по сей день англосаксонским (несмотря на все перемены последних десятилетий), во Франции такой стандарт - французский (см. выше), и т.п. Во всех перечисленных случаях базовый культурно-языковой стандарт - всегда только один, и принимается всем обществом для пользования в публичной сфере (в частной сфере жизни гражданская модель нации допускает культурно-языковое многообразие). Важно при этом учитывать и тот объективный факт, что Казахстан - в отличие, например, от Швейцарии, Канады, Бельгии и т.п., - является унитарным государством, что объективно подталкивает в выбору модели языковой политики, стоящей ближе к французской, нежели к швейцарско-канадской.

[5] Здесь как нельзя лучше подходит известная циничная сентенция, согласно которой «гораздо проще не показывать морковку, чем показать, дать поиграть - а потом отобрать назад».

[6] Так, в г. Петропавловске Областной департамент культуры принял на вооружение программу создания языковой среды, предложенную Президентским фондом поддержки государственного языка, и заключающуюся в распространении практики, при которой казахскоязычные работники госучреждений в устном общении (например, выступая на официальных мероприятиях) активно пользуются казахским языком, а от русскоязычных требуется лишь пассивное понимание, тогда как сами они могут выступать на русском. Авторы концепции назвали эту практику «проникающим двуязычием» («кірікпелі қостілділік»). См.: «Солтүстігімізде мемлекеттік тілді үйренуге ынта жоғары», ҚазақстанZaman, 17 сентября 2009 г.

[7] Более того, некоторые термины, вследствие длительного употребления в двух независимых друг от друга информационных потоках, в настоящее время приобрели, фактически, неодинаковое значение. Классическим примером может служить термин «ұлт» - «нация»: если русский термин «нация» может означать как этнокультурную, так и гражданскую модель нации, то казахское «ұлт» реально подразумевает только этнонацию, несмотря на формальное словарное соответствие указанных терминов друг другу. Особенно ярко это смысловое различие проявилось во время дискуссий вокруг Доктрины национального единства Казахстана, название первоначального варианта которой оказалось неодинаковым на казахском и русском языках.

[8] Характерным примером негативных последствий такого разрыва может служить ситуация, когда требование МОН РК сократить малокомплектные группы в высших учебных заведениях поставило под удар группы с казахским языком обучения на севере страны, и наоборот, с русским - на юге. Этот пример показывает, как «разноязычие» регионов порой лишает государство возможности проводить единообразную политику в т.ч. в некоторых вопросах, на первый взгляд не связанных с языковой проблематикой. В случае углубления описанной выше тенденции частота такого рода казусов может возрасти.