Публичная лекция Михаила Давыдова

Мы публикуем текст лекции  специалиста в области политической и военной истории России конца ХVIII - первой четверти ХIХ в. и социально-экономической истории пореформенной России, доктора исторических наук,  ведущего научного сотрудника Института экономики Российской академии наук Михаила Давыдова, прочитанной 23 декабря 2010 года в Политехническом музее в рамках проекта «Публичные лекции«Полит.ру». Работа над лекцией, уже являющейся самостоятельным научным исследованием, привела ученого к появлению существенно расширенного варианта текста, представляющего собой большой научный труд. Он будет также в ближайшее время опубликован на  «Полит.ру».
«Публичные лекции "Полит.ру"» проводятся при поддержке:

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Публичная лекция Михаила Давыдова

Мы публикуем текст лекции  специалиста в области политической и военной истории России конца ХVIII - первой четверти ХIХ в. и социально-экономической истории пореформенной России, доктора исторических наук,  ведущего научного сотрудника Института экономики Российской академии наук Михаила Давыдова, прочитанной 23 декабря 2010 года в Политехническом музее в рамках проекта «Публичные лекции«Полит.ру». Работа над лекцией, уже являющейся самостоятельным научным исследованием, привела ученого к появлению существенно расширенного варианта текста, представляющего собой большой научный труд. Он будет также в ближайшее время опубликован на  «Полит.ру».
«Публичные лекции "Полит.ру"» проводятся при поддержке:

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Текст лекции
Добрый вечер! Я благодарю присутствующих за то, что они пришли.
Тема сегодняшней лекции заявлена как «Проблема «голодного экспорта» в истории Российской Империи».
Данная тема, имея самостоятельную научную ценность, в то же время прямо связана с проблемой благосостояния населения России в конце XIX - начале XX вв. и - что не менее важно - с нашими представлениями об этом благосостоянии.
Не секрет, что в массовом сознании множества наших современников доминирует представление о том, что главной причиной революции 1917 г. было якобы бедственное положение народных масс в пореформенную эпоху, что неправильно. В последние годы прежде всего вследствие ресталинизации эта тематика «вдруг» снова обрела актуальность.
В общем виде существуют два основных подхода к интерпретации причин российской революции. Первый - негативистский, пессимистический. Его метафорой вполне может служить картина И.Е. Репина «Бурлаки на Волге». Отталкивающий, негативный образ пореформенной России создала еще народническая публицистика - источник всей дореволюционной оппозиционной литературы. Позже его взяли на вооружение советские марксисты. Сталин артикулировал его в «Кратком курсе истории ВКП(б)», а затем оно лишь уточнялось.
Этот взгляд исходит из того, что революция была логическим, «закономерным» завершением порочного в целом пути развития страны, сопряженного с перманентным ухудшением положения народа после 1861 г.
В рамках этого подхода вся жизнь страны трактуется с точки зрения «презумпции виновности» правительства во всех мыслимых и немыслимых изъянах и недостатках развития пореформенной России. Власть не обвиняли, условно говоря, только в восходе солнца и, пожалуй, в смене времен года, во всем же остальном, начиная с факта своего существования, она было безусловно виновата. Масштабы этой массовой психопатии потомкам представить очень трудно.
Общество как будто расплачивалось с государством за века вотчинно-крепостнической истории, за которую Александр II определенно не отвечал.
В силу подобной логики в массовом сознании образованного класса покушения на царя вплоть до его убийства 1 марта 1881 г., не говоря о терроре в отношении менее значительных лиц, обрели характер чуть ли не обыденного явления, морально-этическая оправданность которого была настолько очевидна, что как бы и не обсуждалась.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Россия по-прежнему «навсегда» отставала от передовых держав, положение населения непрерывно ухудшалось, его недовольство нарастало, и Первая Мировая война стала лишь последним толчком в закономерном процессе краха Империи; непонятно, правда, почему она при этом в 1913 г. уверенно входила в пятерку ведущих стран по многим из важных показателей экономического развития.
До 1917 г. такое видение эпохи должно было объяснять и оправдывать борьбу оппозиции против «ненавистного царизма», а для советской историографии - не только оправдывать, но и легитимизировать переворот 25 октября 1917 г., Гражданскую войну и «обычную» советскую жизнь.
Второй подход, который разделяется рядом историков, в том числе и мной, можно назвать оптимистическим, «позитивистским».
Согласно ему, Великие реформы дали стране мощный импульс для успешного развития, значительно усиленный затем «модернизацией Витте - Столыпина», а также принятием в 1905 г. конституции. Это не значит, что Россия была страной без сложных проблем (таких в истории не бывает), однако эти проблемы не относились к числупринципиально нерешаемых. Для масштабной реализации потенциала модернизации требовались пресловутые «20 лет покоя внешнего и внутреннего». Однако принявшая неизвестный дотоле человечеству масштаб Первая Мировая война и вызванные ею трудности стали главной причиной русской революции 1917 г.
В основе этого взгляда лежит тот факт, что поражение в тотальной войне само по себе - более чем достаточная причина для революции и не может служить критерием успеха или неуспеха предшествовавшей модернизации страны.
Хотя революции происходят не только после проигранных войн, они весьма часто происходят и после них, потому, что при прочих равных такие войны деморализуют нацию и явно демонстрируют несостоятельность Власти (в данное конкретное время, конечно, а не в течение всей истории государства). Обоснованность этой точки зрения подтверждается, в частности, крушением Германской и Австро-Венгерской империй в 1918 г., благоприятный исход модернизаций в которых сомнению не подвергается.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Крайне важно, что разница между этими подходами заключается вовсе не в противоположной оценке одних и тех же фактов.
«Пессимистам» от народников достались такие штампы, своего рода « священные коровы», как «обнищание народных масс», «малоземелье», «голодный экспорт», «непосильные платежи», «провал Столыпинской аграрной реформы» и пр., которые давно считаются аксиоматичными и лишь варьируются в том или ином виде.
Однако содержание «священных коров» - убыточный вид «животноводства».
При ближайшем рассмотрении эти «бесспорные факты» оказываются либо полными фикциями либо, в лучшем случае, некорректными упрощениями. Источниковая база, которой оперируют сторонники второго подхода, несравненно шире, не говоря уже о более высоком методологическом и методическом уровне исследований, а потому их выводы, несмотря на непривычность, с научной точки зрения куда более обоснованы.
Я хочу показать, что негативистская схема трактовки истории пореформенной России неверна, как неверен и взгляд, сто лет выводящий причины русских революций из «бедственного» положения народных масс.
Первую свою задачу я вижу в том, чтобы на основании как уже введенных в научный оборот, так и - по преимуществу - новых материалов, прежде всего статистических, показать несостоятельность ряда вышеуказанных постулатов традиционной историографии.
Сам по себе пессимистический подход, как говорилось, - продукт начавшегося еще в 1870-х гг. народническо-марксистского анализа пореформенной действительности, по определению предвзятого и некорректного.
Однако примерно с 1930-х гг. в его (подхода) формировании стала участвовать и другая причина - преднамеренное игнорирование фактора, условно говоря, семантической «инфляции». Под нею я подразумеваю тривиальный факт изменения с течением времени семантики множества терминов, в том числе и самых простых. Изучение этого фактора - вторая задача моей работы.
На этом обстоятельстве нужно остановиться особо.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Будущие историки с первых курсов должны усваивать банальную, но притом коварную в своей кажущейся простоте истину - при обращении к любому историческому периоду, необходимо постоянно помнить о том, что с течением времени многие простые понятия меняют смысловое наполнение. «Презентизм», т.е. механическое проецирование (перенесение) нашего сегодняшнего понимания отдельных явлений, терминов и т.д. на прошлое, недопустим, поскольку способен извратить понимание истории.
Применительно ко всем эпохам русской истории споры о значении тех или иных терминов в историографии ведутся иногда буквально столетиями.
По ряду причин пореформенной эпохе в этом отношении чрезвычайно не повезло, хотя, казалось бы, она была совсем недавно.
Между тем люди того времени, т.е. не самые далекие наши предки, в понятия «голод», «нужда», «непосильные платежи», а также «насилие», «произвол» и др. вкладывали не совсем тот, мягко выражаясь, смысл, который вкладываем мы сейчас.
Наши современные представления об этих феноменах вытекают из исторического опыта советской эпохи, а он был принципиально иным и неизмеримо более трагичным.
У каждого времени свой «среднестатистический» порог печали и страданий. Многие тысячи страниц, опубликованных до 1917 г., изображали «тяжелое», «бедственное» и т.д. положение российского народа, и, думаю, значительная часть писавших об этом была искренна. Трудно предполагать, например, что кривил душой В.Г. Короленко. В рамках представлений своего времени, в тогдашней системе координат «плохо/ хорошо», когда голодом категорически именовался не только реальный голод 1891-1892 гг., но и любой позднейший неурожай, эти авторы, если они старались быть объективными, часто были правы.
Все эти описания фактически одномоментно обесценились, когда обыденностью стали «красный террор», продовольственная диктатура, продотряды и продразверстка, людоедство и голод 1921-1922 гг., не говоря о коллективизации и голоде 1932-1933 гг.
Переворот 25 октября 1917 г. создал новую, чудовищно жестокую систему координат во всех сферах бытия, и старые стандарты соотносились с ней примерно так же, как обиды ребенка и трагедия человека, идущего на эшафот.
Если постоянно не иметь этого в виду, то об объективном изучении истории России можно забыть.
Что написал бы по поводу карточной системы времен «военного коммунизма», например, А.И. Шингарев, сделавший себе имя на брошюре «Вымирающая деревня» (1901), если бы его не растерзал «революционный караул» в 1918 г.? А как оценил бы плакат Моора «Помоги» (1921) умерший в том же 1918 г. в горе и раскаянии А.А. Кауфман?

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Короленко летом 1921 г., незадолго до смерти, избрали почетным председателем Всероссийского комитета помощи голодающим, и он написал Горькому, что «у нас голод не стихийный, а искусственный».i Он успел не только ощутить себя в новой системе ценностей, но и высказать свое к ней отношение - к ярости Ленина, кстати.
Сказанное, понятно, не делает нужду и недоедание людей во время неурожаев конца XIX - начала XX вв. фикцией, однако показывает, что они должны оцениваться в контексте всех наших знаний и в свою настоящую «цену».
Если мы претендуем на цельное понимание своей истории, если мы хотим трактовать ее как единый глобальный и непрерывный процесс, то мы обязаны выработать четкие критерии, четкую терминологию для обозначения различных градаций одних и тех же константных исторических явлений - так, чтобы история не представлялась, условно говоря, собранием отдельных «картин»-эпох, а была бы цельным полотном.
У меня есть еще одна, хотя и подчиненная, задача, теснейшим образом связанная с той же проблемой семантической «инфляции».
В последние годы история России конца XIX - начала XX вв., помимо сугубо академической, приобрела свою крайне уродливую вненаучную специфику.
До Перестройки любое сопоставление Российской Империи и СССР имело целью подчеркнуть «исторические свершения государства рабочих и крестьян». За последние 25 лет «свершения» и «достижения» явно девальвировались, и в то же время выяснилось, что и до 1917 г. в России не все было «так запущено», как нас долго уверяли.
Тогда новейшие коммунисты и их союзники начали выдавать советскую власть за логическое и притом естественное продолжение предшествовавшей истории России. Царская Россия и СССР стали уравниваться в «негативе», чтобы оттенить то, что апологеты «Отца всех народов, кроме репрессированных» считают «позитивом».

Жуткие реалии советского времени стали механически переноситься на пореформенную эпоху. Имперская власть теперь представляется чуть более смягченным вариантом советского режима. В частности, на центральных каналах ТВ начали всерьез сравнивать голод и террор в СССР и в имперской России, цитируя распространяемые в интернете фальшивки о «миллионах православных душ», якобы умерших от голода при Столыпине (!!!) и т.д.
Вновь оказались востребованы так называемые «эксперты», которые в СМИ и на телевидении занимаются привычным ремеслом фальсификации по курсу «Истории КПСС» Пономарева, вводя в заблуждение такую аудиторию, которая в силу недостатка знаний объективно не в состоянии поймать их за руку. Впрочем, у этой возрастной публики есть и прилежные молодые ученики - это явно говорит о наличии спроса на такие фальсификации.
Сказать, что подобные сравнения Российской Империи и СССР - наглое вранье, значит ничего не сказать.
Это - чистой воды сознательная манипуляция общественным сознанием, которая имеет целью приучить людей - прежде всего молодых - примерно к такому «силлогизму». Россия всегда была страной объективно бедной, прежде всего из-за климата и отсутствия природных ресурсов (фактически до XVIII в.). Народ в нейвсегда жил трудно, он столетиями угнетался правительством, но не потому, что правительство было «плохим», а потому что «прибавочного продукта» было очень мало, и без насилия его было не изъять, и, соответственно, стране не устоять под натиском врагов. Нужда и голод - постоянные компоненты русской истории, это наша карма, однако только при советской власти, несмотря на «исторически оправданные» людские потери, мы были великой державой и нас все боялись.
Эта конструкция находит своих слушателей, потому, полагаю, что многим нынешним россиянам хочется гордиться своей страной в каком угодно формате, даже в таком.
Отсюда ясно, насколько важно для современного «агитпропа» уравнять Российскую Империю и СССР по уровню государственного произвола и числу жертв в голодные годы.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Успех этой манипуляции капитально облегчается воистину неандертальским невежеством множества людей относительно собственной истории. Особенно тех, кто родился в 1980-1990-х гг. и учился в эпоху развала школьной системы.
Однако История - не ток-шоу, и здесь модный фокус со всенародным якобы голосованием не проходит.
Дело в том, что прегрешения царизма были весьма подробно описаны и расписаны в обычных советских школьных учебниках, найти которые и сейчас не очень сложно. И о миллионах людей, умерших от голода при после 1861 г. там не найти ни слова. Хотя советская власть была очень заинтересована во всемерном обличении самодержавия и не слишком церемонилась с историей, в этом смысле порядочности у авторов учебников было больше, чем у современных «идеологов» несостоявшегося «светлого будущего».
При этом советскую власть хотят выдать за спасительницу 150-ти миллионов жителей Империи от нищеты, голодания и «полуколониального» прозябания - в полном соответствии с «Кратким курсом истории ВКП(б)».
Стремление это понятное, но уж больно бесстыжее. Мы ведь никогда не узнаем, что на этот счет думают десятки миллионов людей, погибших после 1917 г., а также их неродившиеся дети, внуки, правнуки и праправнуки, с которыми мы все могли бы быть знакомы лично. Кстати, по подсчетам независимых демографов, не будь 1917 г. - к 1950 г. население России (имперской или республиканской) равнялось бы минимум 350-ти, а то и 400 млн.чел. вместо примерно 180-ти млн.
Я рассчитываю на конкретных примерах показать, что «надо обладать очень медным лбом или очень крупным невежеством, чтобы смешивать два такие разнородные ... понятия»ii, как пореформенная абсолютная монархия, с одной стороны, и тоталитарный режим с мощнейшим репрессивным аппаратом, с «Большим скачком», «Большим террором» (не говоря о «среднем» и «малом»), с ГУЛАГом и т.д., с другой.
Ниже мы убедимся в том, что многие расхожие представления о дореволюционной России имеют мало или ничего общего с тем, что говорят многочисленные источники.
Важное предуведомление.
В этом тексте, как и в других своих работах, под интеллигенцией пореформенной эпохи я, исходя из известного определения П.Н. Милюковаiii, подразумеваю политически активное меньшинство образованного класса, прежде всего народников и марксистов, а также радикальную часть кадетов; разумеется, к интеллигенции относится и обслуживающая их публицистика.
С точки зрения такого подхода, большинство российского образованного класса, в отличие от наших дней, не относится к интеллигенции; это еще один пример семантической «инфляции».
Во избежание недоразумений, хочу предупредить, что в отношении терминов «интеллигенция», «оппозиция» и «модернизация» любые аллюзии с 2011-2012 гг. совершенно неуместны.
Итак, начнем с проблемы «голодного экспорта».
Экспорт в зеркале статистики

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Оборот «голодный экспорт», вообще говоря, может существовать только как реплика в обыденном бытовом разговоре, в таком приблизительно контексте - «у нас люди голодают, а они хлеб вывозят». Примерно с таким же основанием в современной России можно говорить, что мы, мол, мерзнем, а они газ экспортируют. Как будто плохо топят от того, что газ качают в Мюнхен или в Донецк, и если трубу перекроют, то немедленно станет тепло!
С точки зрения политической экономии «голодный экспорт» - полная бессмыслица.
В стране с рыночной экономикой, а пореформенная Россия таковой и была, экспорт - часть процесса обмена, часть торговли, течение которой определяется соотношением спроса и предложения - и только.
В конце XIX - начале XX вв. за оборотом «голодный экспорт» стояла та мысль, что из-за «непосильных податей» крестьяне вынуждены продавать свой хлеб на рынке в ущерб собственному питанию.
Чтобы согласиться с этим тезисом, мы должны убедиться, во-первых, в том, что у крестьян не было иных статей расходов, кроме значительных выплат государству, во-вторых, - что в стране существовала очень жесткая система взимания платежей, и, в-третьих, что вывоз хлеба играл все возрастающую роль в хлебном хозяйстве стране.
Как мы увидим ниже, ни одно из этих предположений не является верным.
Есть три комплекса источников, которые позволяют ответить на вопрос о роли экспорта в хлебной торговле России конца XIX - начала XX вв. Прежде всего, это таможенная статистика; статистика урожайности Центрального статистического комитета МВД (дальше - ЦСК МВД) и транспортная статистика, т.е. «Сводная статистика перевозок по русским железным дорогам» и статистика речных перевозок МПС.
Я уверен, что таможенная статистика достоверна настолько, насколько может быть достоверна официальная государственная дореволюционная статистика, и поэтому в любых вариантах анализа ее данные являются четким и достаточно надежным ориентиром. Весьма репрезентативна и созданная С.Ю. Витте «Сводная статистика перевозок», тарифная статистика Министерства финансов. Статистика речных перевозок МПС, по мнению самих составителей, недоучитывала четверть перевозок по внутренним водным путям.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Поскольку крестьяне из «податных опасений» не доверяли статистике во всех ее видах, то и опросные анкеты ЦСК, и земские бюджетные обследования воспринимались ими контексте возможного роста налогов.Известно, что наибольшие сомнения вызывает урожайная статистика МВД. Занижение урожаев статистикой МВД закономерно вытекало из самой системы сбора сведений о них. ЦСК рассылал в волостные правления (и землевладельцам) специальные опросные листки. Путем анкетирования выяснялась площадь посевов и высота урожайности на единицу площади, а затем умножение первого показателя на второй давало величину валовых сборов культур в отдельной волости. Сумма волостных данных принималась за урожай уезда, а сумма данных по уездам - за урожай губернии.
Для большинства современников недостоверность урожайной статистики, в том числе и ЦСК МВД, была такой жебанальностью, как для советских людей - приписки в этой советской жизни вообще и в колхозах, в частности, только с обратным знаком. В колхозах показатели завышались, а до революции урожаи, численность поголовья скота и т.д. занижались.
Отсюда высказанная более ста лет назад идея введения увеличивающих поправок к данным ЦСК, которые у отдельные исследователей колеблются в диапазоне от 7% до 19%.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Однако с этим согласны не все, поскольку для трубадуров «нищей России» эта заведомо заниженная статистика урожаев была настоящим подарком. Она как будто специально предназначалась для иллюстрации тяжелого положения крестьянства. И, соответственно, уже начиная с Янсона, она стала важным аргументом в публицистической борьбе оппозиции с правительством. Утверждения о низком уровне урожайности и потребления населения должны были демонстрировать, в числе прочих аргументов, несостоятельность царизма; в тех же целях ее использовала и советская историография.
Вообще говоря, не считая бухгалтеров, люди, обращающиеся к статистике, делятся, как мне кажется, на две категории.
Одни с ее помощью хотят удовлетворить собственную любознательность, им важно и интересно на ее основе выяснить и понять, что же было (или что происходит) в реальности, насколько это возможно выяснить и понять.
Полагаю, что именно в результате осмысления первыми усилий вторых и увидела свет известная мысль о статистике как одном из видов лжи.У других задача прагматически утилитарная - им нужно доказать то, что хочется или нужно доказать, неважно по каким причинам, т.е. здесь речь идет о выполнении «личного» или социального заказа.
Исходя из этого, тех, кто ратует за введение поправок, я отношу к первой категории, а народников и их «наследников» - ко второй.
Не вдаваясь в детали, скажу, что погубернское сопоставление урожаев главных хлебов и их перевозок в начале ХХ в., а также и нарративные источники, убедило меня в правоте тех историков, которые не считают урожайную статистику ЦСК МВД репрезентативным источником.iv Из самых что ни на есть корыстных соображений ее респонденты, как минимум, в голодные годы определенно занижали величину урожаев. Поэтому мы вправе предположить, что в реальности вывозилась меньшая часть урожая, чем это показывают мои таблицы (см.ниже).
Тем не менее, несмотря на недостоверность данных ЦСК МВД, мы вынуждены их использовать - за неимением других столь же масштабных. Ведь исследование, охватывающее не менее 63-х губерний, должно основываться, по возможности, на однотипных источниках, обрабатываемых по единой методике, поскольку в такой работе особенно необходимы ориентиры, обладающие хотя бы относительной устойчивостью во времени и пространстве. К тому же вектор искажения урожайности известен. Как ни странно, на первый взгляд, но эту весьма тривиальную мысль в научном сообществе требуется специально объяснять, в первую очередь таким его специфическим представителям, как С.А. Нефедов, что само по себе симптоматично.
Поэтому я считаю, что введение современными авторами (П.Грегори, Б.Н. Миронов) в проводимых ими исследованиях поправок к сведениям ЦСК МВД об урожаях с источниковедческой точки зрения необходимо и оправданно.
Однако я сам в своих работах использую данные о валовых сборах без поправок и не пытаясь вычислять чистые сборы.
Мои задачи таковы, что я не вижу смысла вдаваться в полемику о том, какая поправка ближе к истине - в 19% или 7%. Принципиально для меня то, что все они исходят из тезиса о занижении размеров сбора ЦСК. К тому же я не уверен, что поправка для всех регионов страны всегда имеет унифицированный характер.
Пессимистические результаты, полученные мной при сопоставлении величин урожаев главных хлебов и их перевозок в производящих губерниях, когда транспортировка равна или превышает, иногда на 100%, зафиксированный урожай, минимизируют у меня как у автора всякое желание высчитывать чистые сборы.
Я не считаю возможным использовать заведомо неточные данные, притом неточные дважды, поскольку заниженный чистый сбор выводится из заниженного же валового. Поэтому я предпочитаю оперировать данными о валовых урожаях, как об относительно внятном ориентире, полагая указанные искажения стабильными. Нам важно сейчас понять вектор развития процесса.
Рассмотрим структуру хлебного экспорта России в конце ХIХ - начале ХХ века.
Таблица 1. Среднегодовой экспорт хлеба из России за 1889-1913 гг. (тыс.пуд.)*
Годы    Рожь    Пшеница    Ячмень    Овес    Мука    Главные
хлеба    Второст.
хлеба    Все
хлеба
пшенич.    ржаная            
В среднем за 1889-1893    54534    157357    65543    49043    3407    2496    332381    42776    375157
В среднем за 1894-1898    78384    210468    107765    59505    4005    4188    464315    69500    533815
В среднем за 1899-1903    83415    160712    91128    62335    4268    9080    410956    81911    492867
1904    60051    280884    151838    54062    6363    11993    565191    83620    648811
1905    59674    293834    138263    127327    5919    7123    632140    65361    697501
1906    65366    219995    148810    69544    6142    7523    517380    73378    590758
1907    45164    131674    132665    26137    4043    6344    356027    114355    470382
1908    24911    89803    161389    29374    3243    6178    314898    90006    404904
В среднем за 1904-1908    51035    205238    146593    61289    5142    7832    477127    85344    562471
1909    35499    314469    219202    74663    5764    7010    656607    105329    761936
1910    40538    374590    244702    83947    6820    6498    757095    93077    850172
1911    53874    240545    262638    85130    7352    9491    659030    165056    824086
1912    30596    161020    168708    51799    6368    5996    424487    127183    551670
1913    39470    203256    239718    36604    9963    6980    535991    114889    650880
В среднем за 1909-1913    39995    258776    227014    66429    7253    7195    606644    121086    727730
Источники: Обзор внешней торговли России по европейской и азиатской границе за 189... год; Материалы к пересмотру торгового договора с Германией. Вып. V. Россия. Привоз, вывоз и направление вывоза главнейших сельскохозяйственных продуктов за 1884-1910 гг. Пг., 1915; Сельское хозяйство Росии в ХХ веке. М., 1922. Лященко П.И. Зерновое хозяйство и хлеботорговые отношения России и Германии в связи с таможенным обложением. Пг., 1915.

Таблица 2. То же в процентах к общему вывозу
Годы    Рожь    Пшеница    Ячмень    Овес    Мука    Главные    Второст.    Все
ржаная    пшенич.    хлеба    хлеба    хлеба
1889-1903    14,5    41,9    17,5    13,1    0,7    0,9    88,6    11,4    100
1894-1898    14,7    39,4    20,2    11,1    0,8    0,8    87,0    13,0    100
1899-1903    16,9    32,6    18,5    12,6    1,8    0,9    83,4    16,6    100
1904    9,3    43,3    23,4    8,3    1,8    1,0    87,1    12,9    100
1905    8,6    42,1    19,8    18,3    1,0    0,8    90,6    9,4    100
1906    11,1    37,2    25,2    11,8    1,3    1,0    87,6    12,4    100
1907    9,6    28,0    28,2    5,6    1,3    0,9    75,7    24,3    100
1908    6,2    22,2    39,9    7,3    1,5    0,8    77,8    22,2    100
1904-1908    9,1    36,3    26,2    10,9    1,4    0,9    84,8    15,2    100
1909    4,7    41,3    28,8    9,8    0,9    0,8    86,2    13,8    100
1910    4,8    44,1    28,8    9,9    0,8    0,6    89,0    11,0    100
1911    6,5    29,2    31,9    10,3    1,2    0,9    80,0    20,0    100
1912    5,5    29,2    30,6    9,4    1,1    1,2    76,9    23,1    100
1913    6,1    31,2    36,8    5,6    1,1    1,5    82,3    17,7    100
1909-1913    5,5    35,6    31,2    9,1    1,0    1,0    83,4    16,6    100
Из таблиц 1-2 следует, что вплоть до предвоенного пятилетия пшеница с большим отрывом лидировала среди экспортных культур. Вывоз ее по абсолютной величине возрастал, но доля в хлебном экспорте постепенно падала: с 42% в 1989-93 гг. до 29-31% в 1911-1913 годах. Экспорт муки был незначителен, что отражало определенную - до поры - неразвитость России в этом отношении (США до 50% своего хлеба вывозили в виде муки, что, конечно, стоило дороже).
Экспорт ячменя стабильно возрастал по обоим показателям, и к началу Первой Мировой войны ячмень стал главной экспортной культурой страны.
Вывоз ржи устойчиво снижался и по абсолютной величине, и в относительном выражении с 16,9% в 1899-1903 гг. до 5,5% в 1909-1913 гг.
Вывоз овса по пятилетиям растет, но экспорт его наименее стабилен.
Экспорт второстепенных хлебов, большую часть которых составляли кукуруза, отруби и жмыхи, увеличивался как в количественном, так и в относительном выражении. В отдельные годы он превышал 20%.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

 

Диаграмма 1. Структура хлебного экспорта России в 1889-1893 и 1909-1913 гг.
Очевидна явная неустойчивость экспорта как отдельных главных, так и всех хлебов вообще. Перепады в отдельные годы иногда достигают 300% и более.
Таблица 3. Соотношение урожаев и экспорта главных хлебов* (тыс.пуд. и %)
ГОДЫ    РОЖЬ     ПШЕНИЦА    ЯЧМЕНЬ    ОВЕС
Урожай    Экспорт    Доля экспорта от сбора    Урожай    Экспорт    Доля экспорта от сбора    Урожай    Экспорт    Доля экспорта от сбора    Урожай    Экспорт    Доля экспорта от сбора
1893    1114720    37053    3,3    709718    160455    22,6    421166    111228    26,4    673044    56801    8,4
1894    1341087    85671    6,4    697675    209762    30,1    351272    153139    43,6    673910    94395    14
1895    1203995    95541    7,9    626017    242752    38,8    327682    108319    33,1    648948    66739    10,3
1896    1181142    83717    7,1    606512    224633    37    324955    81605    25,1    645948    67512    10,5
1897    962730    78837    8,2    475589    218327    45,9    306308    89441    29,2    527772    43617    8,3
1898    1097484    71418    6,5    678029    183564    27,1    397797    106320    26,7    556332    25264    4,5
1893-1898    1150193    75373    6,6    632257    206582    32,7    354863    108342    30,5    620992    59055    9,5
1899    1356886    67097    4,9    653989    112224    17,2    289865    74549    25,7    805157    28463    3,5
1900    1393641    104063    7,5    657550    122979    18,7    309358    53676    17,4    720215    80047    11,1
1901    1137353    92692    8,1    667132    143853    21,6    313397    77631    24,8    527812    80317    15,2
1902    1378534    109395    7,9    931437    190701    20,5    442096    104165    23,6    786122    63333    8,1
1903    1354909    94273    7,0    916678    262372    28,6    465857    145619    31,3    645135    59517    9,2
1899-1903    1324265    93504    7,1    765357    166426    21,7    364115    91128    25    696888    62335    8,9
1904    1506805    73377    4,9    1033855    289368    28    451541    151838    33,6    943773    54062    5,7
1905    1090758    67588    6,2    944168    301726    32    450371    138263    30,7    754674    127327    16,9
1906    982671    73725    7,5    749260    228184    30,5    408430    148810    36,4    561168    69544    12,4
1907    1193880    52213    4,4    727345    147065    20,2    459972    132665    28,8    728461    26137    3,6
1908    1168700    31775    2,7    812723    94127    11,6    491606    161389    32,8    739447    29374    4,0
1904-1908    1188563    59736    5    853470    212094    24,9    452384    146593    32,4    745505    61289    8,2
1909    1351606    43288    3,2    1182093    322154    27,3    622676    219202    35,2    946088    74623    7,9
1910    1299405    47758    3,7    1162046    381526    32,8    602788    244702    40,6    856205    83947    9,8
1911    1151182    64420    5,6    742738    250348    33,7    537236    262638    48,9    702598    85130    12,1
1912    1567736    37258    2,4    1036356    169511    16,4    606045    168708    27,8    864424    51799    6,0
1913    1507246    47226    3,1    1391966    216540    15,6    627336    239718    38,2    979677    36604    3,7
1909-1913    1375435    47990    3,5    1103040    286016    24,3    599216    226994    37,9    869798    66421    7,6
Источники: см. таблицу 1.
* Ржаная и пшеничная мука переведены в зерно в пропорции соответственно 90% и 75% процентов выхода муки из пуда зерна.
Данные таблицы 3, в которой сопоставляются урожаи и экспорт главных хлебов, позволяют сделать следующий вывод: урожаи продолжали расти, но доля вывоза в урожае всех главных хлебов, за исключением ячменя, уменьшалась, причем иногда и в абсолютном выражении. Реально же процент экспортируемого из страны хлеба был еще ниже - во-первых, потому что урожаи были выше, чем показывает статистика ЦСК МВД, а, во-вторых, из-за того, что мы не учитываем сборы в Азиатской России; то есть вывоз хлеба из Томской, например, губернии зафиксирован, а урожаи в ней - нет.
Данные транспортной статистики вполне позволяют конкретизировать вывод о снижении значения экспорта. В конце ХIХ - начале ХХ вв. основными поставщиками товарного хлеба на рынок оставались черноземные губернии.
Анализ соотношения экспортного и внутреннего железнодорожного отправления всех хлебных грузов показывает, что в ряде черноземных губерний темпы перевозок хлеба явно замедляются и даже снижаются. Это отражает рост плотности населения и вытекающий из него рост местного потребления производимых хлебов. Кроме того, это позволяет говорить о завершении экстенсивного этапа развития зернового хозяйства.
Если в 1890-х гг. вывозное отправление было важным для Центрально- Черноземных, Юго-Западных, Малороссийских и других губерний, то в 1900-х годах его размеры там падают и по абсолютной, и по относительной величине, часто при росте внутренних перевозок.
Очень важно, что и там, где экспортное отправление в целом не уменьшается, приросты внутреннего отправления значительно, иногда в несколько раз, выше приростов вывозного отправления.v
Таблица 4. Среднегодовое железнодорожное отправление всех хлебных грузов (в млн. пуд.)*
Годы    Общее    Вывозное    Внутреннее
абс.    % к общему    абс.    % к общему
1889-1890    484    292    60,3    192    39,7
1894-1895    661    388    58,8    273    41,3
1901-1903    926    416    44,9    510    55,1
1908-1911    1195    541    45,3    654    54,7
1912-1913    1273    515    40,5    758    59,5
1908-1913    1221    527    43,2    694    56,8
Источники: Материалы по пересмотру хлебных тарифов российских железных дорог. СПб, 1897; Материалы к пересмотру торгового договора с Германией и другими иностранными государствами. СПб, 1914 Ч.1; Статистические данные об отправлении и прибытии продовольственных грузов по русским железным дорогам... за 1912, 1913 и 1914 гг. Петроград, 1916.
* Включая перевозки внутри Одесского железнодорожного узла.
Общий прирост вывозного железнодорожного отправления всех хлебных грузов с 1994-1895 гг. по 1908-1911 гг. составил свыше 173 млн.пуд. (я специально не брал годы высоких урожаев - 1912 и 1913 гг.). Из этого количества 127,8 млн.пуд., или 81,9% приходятся на Донскую и Кубанскую области, Екатеринославскую, Херсонскую, Ставропольскую, Самарскую и Саратовскую губернии.vi
То есть, в конце XIX - начале XX вв. экспорт хлеба из России возрастал главным образом за счет лишь семи губерний степной полосы.
Участие отдельных губерний в хлебной торговле было далеко не равноценным. Половину всей ржи в стране отправляли только 8 губерний, овса - 7, пшеницы - 5, ячменя - 2 губернии. Это показывает, насколько далеко зашла специализация отдельных губерний на товарном производстве хлебов. Соотношение внутреннего и внешнего вывозного рынков - насколько его можно восстановить по железнодорожной статистике - в целом зеркально меняется в сравнении с концом 80-х и началом 90-х годов ХIХ века.
Анализ рынков каждого из главных хлебов конкретизирует эти выводы.
Особо отмечу масштабный рост внутреннего рынка для пшеницы в конце XIX - начале XX вв., экспортное отправление которой увеличивается в 1,4 -1,6 раза, а внутреннее - в 4,7- 4,2 раза в зависимости от точки отсчета. При этом протяженность железнодорожной сети за эти годы увеличилась с 23,8 до 69,2 тыс. км.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

 

Диаграмма 2. Суммарный урожай и экспорт главных хлебов в 1894-1913 гг. (тыс.пуд.)
Источники: см.таблицу 1.
Диаграмма 2 показывает, что экспорт хлеба явно не был угрозой, как сейчас модно выражаться, «продовольственной безопасности» Российской империи. Вывоз был именно частью процесса обмена, торговли - не более того!
Как можно видеть из таблицы 4, экспорт ржи в рассматриваемый период ежегодно уменьшался в среднем на 2742 тыс.пуд., а экспорт овса - на 193 тыс.пуд., что в контексте темы лекции выглядит достаточно пикантно. Не слишком велик прирост экспорта пшеницы по отношению к приросту урожаев - 9,5%. И только прирост вывоза ячменя составляет 45,7% прироста сборов. Таким образом, мы вновь убеждаемся, что в конце XIX - начале XX вв. отечественное сельское хозяйство определенно не «работало на Запад».
Таблица 4. Средние ежегодные приросты урожаев, железнодорожных перевозок, экспорта и остатка главных хлебов в 1894-1913 гг. (тыс.пуд.)
Хлеб    Урожаи    Перевозки    Экспорт    Остаток
Рожь    8637    3323    -2742    11379
Овес    14073    3282    -193    14266
пшеница    29445    19234    2805    26640
Ячмень    17177    5362    7854    9322
Источники: Урожай 189...года. Спб.; Обзор внешней торговли России по европейской и азиатской границе за 189... год. СПб; Сводная статистика перевозок по русским железным дорогам за 189... год. СПб.
Таблица 5. Коэффициенты корреляции между урожаями, перевозками и стоимостью вывоза главных хлебов и питейным доходом в 1894-1913 гг.
Урожай    Экспорт    Перевозки    Стоимость
хлеб.эксп.    Питейный
Доход
Рожь    -0,13    0,16    0,21    0,27
Овес    -0,05    0,58    0,55    0,58
Пшеница    0,48    0,86    0,72    0,74
Ячмень    0,88    0,92    0,88    0,89
Источники: Источники: Урожай 189...года. Спб.; Ежегодник Министерства финансов на 189.. год Спб.; Отчет Главного Управления неокладных сборов и казенной продажи питей за 1913 г. Пг., 1914. С.14; Обзор внешней торговли России по европейской и азиатской границе за 189... год. СПб; Сводная статистика перевозок по русским железным дорогам за 189... год. СПб.
Таблица 5 показывает, что связь между урожаями ржи и овса и их вывозом практически отсутствует (предупреждая возможные вопросы, скажу, что подсчет корреляции с лагом этого вывода никак не поколебал, да и идея эта сама по себе в данном случае весьма уязвима). Не очень заметна связь урожая и экспорта для пшеницы (0,48), и действительно значима она для ориентированного на экспорт ячменя (0,88).
Серые хлеба в массе, конечно, потреблялись на месте. Товарность же красных хлебов, особенно ячменя, заметно выше. Об этом говорит и достаточно сильная связь их урожаев с питейным доходом (0,74 и 0,89) и остальными акцизными сборами, а равным образом и с перевозками подавляющего большинства грузов (порядка 0,8-0,9).
Мифологический характер тезиса о «голодном экспорте» весьма наглядно выступает при сопоставлении стоимости хлебного экспорта и величины питейного дохода. Диаграмма 3, составленная на основании данных таблицы 6, заставляет задуматься об адекватности наших знаний и представлений о своей истории.

Диаграмма 3. Сопоставление стоимости экспорта всех хлебов и питейного дохода в 1894-1913 гг.
Источники: см.таблицу 6.
На графике питейный доход сравнивается с суммарным экспортом хлебов, семян и жмыхов; я хочу избежать возможных упреков в занижении показателей вывоза.
Нетрудно видеть, что до 1899 г. питейный доход составлял порядка 80-95% стоимости хлебного экспорта, а после 1899 г. лишь в годы больших урожаев - 1909 и 1910 гг. - цена вывезенного хлеба слегка превысила цену выпитой водки, что прямо ставит вопрос о структуре бюджета населения. При этом я не учитывал импорт спиртного.
Таблица 6. Сопоставление ценности хлебного экспорта и размеров питейного дохода в 1893-1913 гг. (тыс.руб.)
Годы    экспорт
хлебов    вывоз
семян
и жмыхов    Сумма
вывоза с
семенами    Величина
питейного
дохода    вывоз хлеба
к питейному
доходу (%)    вывоз хлеба с
семенами к
питейн.дох.(%)
1893    295776    38960    334736    260729    113,4    128,4
1894    381387    42649    424036    297281    128,3    142,6
1895    335897    56456    392353    308896    108,7    127,0
1896    322455    61298    383753    321803    100,2    119,3
1897    353876    58122    411998    332483    106,4    123,9
1898    370911    42063    412974    391929    94,6    105,4
1893-1898    343384    49925    393308    318853    107,7    123,4
1899    260377    43509    303886    420947    61,9    72,2
1900    306404    53504    359908    434493    70,5    82,8
1901    345030    33417    378447    476007    72,5    79,5
1902    433002    36075    470077    523483    82,7    89,8
1903    480217    38093    518310    576461    83,3    89,9
1899-1903    365006    40920    406126    581533    62,8    69,8
1904    496679    34973    531652    573278    86,6    92,7
1905    568456    35515    603971    639135    88,9    94,5
1906    472222    46368    518590    736898    64,1    70,4
1907    430789    47966    478755    748258    57,6    64,0
1908    379849    59231    439080    748058    50,8    58,7
1904-1908    469599    44811    514410    689125    68,1    74,6
1909    749593    58691    808284    759045    98,8    106,5
1910    747705    67515    815220    811048    92,2    100,5
1911    739065    74308    813373    830796    89,0    97,9
1912    551509    81879    633388    873591    63,1    72,5
1913    593986    69690    663676    952810    62,3    69,7
1909-1913    676472    70417    746788    845458    80,0    88,3
Источники: Ежегодник Министерства финансов на 189... год; Отчет Главного Управления неокладных сборов и казенной продажи питей за 1913 г. Пг., 1914. С.14; Обзор внешней торговли России по европейской и азиатской границе за 189... год. СПб.
В 1913 г., последнем предвоенном, питейный доход достиг астрономической цифры в 952 млн.руб., т.е. был лишь на 16 млн.руб. (примерно 1,5%) меньше суммарного бюджета военного, (военно) морского министерств и министерства народного просвещения, притом что бюджет страны в 1913 г. составлял порядка 3,4 млрд.руб. Напомню, что по потреблению алкоголя Россия при этом не находилась в числе европейских лидеров.
Если ситуация, при которой цена выпитой населением водки составляет не 10% и не 20%, а свыше 80-90% стоимости хлебов, вывозимых вторым экспортером мира, а затем свыше 10 лет намного ее превосходит, может именоваться «голодным экспортом», тогда в толковых словарях русского языка что-то нужно исправлять.
Я не стану сейчас обсуждать феномен удовлетворения человеческих потребностей, столь же сложный, сколь и интересный для понимания любой исторической эпохи. Однако приведенная информация показывает, что более чем вековые народническо- марксистские причитания о несчастной доле крестьянства стоят недорого. Во всяком случае, куда дешевле экспорта картофельной муки.
Впрочем, данные таблицы 6 сами по себе более чем красноречивы.
Статистика говорит о том, что в России, как и во многих странах Европы, с ростом благосостояния населения уже началась постепенная замена ржаного хлеба пшеничным, с понятной региональной «поправкой».

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Итак, тезис о «голодном экспорте», точнее о негативном воздействии экспорта хлеба на питание населения России и, в частности, крестьян не находит подтверждения в статистике производства, вывоза и перевозки хлебных грузов, а также других источниках. Преобладающую, и притом перманентно возрастающую роль в торговле хлебом играл внутренний рынок, что абсолютно естественно вытекает из законов рыночной экономики.
Тем не менее, идея «голодного экспорта» оказалась весьма удобной пиар-находкой из разряда - «чем нелепее, тем лучше», и успешно эксплуатируется свыше ста лет, поскольку в течение этого периода потребность в негативном имидже имперской России была высока. Как ни удивительно, но и сейчас есть люди, почему-то именующиеся историками, которые вполне сознательно продолжают ее эксплуатировать.vii
С экспортом связано также несколько «родственных» недоразумений, по-своему отчасти понятных, но плохо сочетающихся с реальной жизнью. Одно из них - идея запрета экспорта в голодные (и не только) годы, которая неоднократно дискутировалась как в России, так и в Европе в соответствующих ситуациях. Это «слишком по-человечески», как любил говорить С.Ю. Витте. Екатерина II, к слову, осудила ее еще в XVIII в.
Однако во второй половине XIX в. за критикой экспорта стояло не только стремление запретить, т.е. рефлекторный и понятный порыв защититься от угрозы, свойственный людям во все времена, но и вполне конкретное желание распределить вывозимые товары, которое и тогда уже имело совершенно социалистическую окраску. Ведь начиная с Чернышевского, социалистическая интеллигенция вовсю мечтала о государстве распределения, точнее, мечтала сама распределять.
Другими словами, речь шла о том, что государство может прекратить экспорт и распределять хлеб (и вообще все на свете) внутри страны «сверху», подобно тому, как это будет при «военном коммунизме», а потом при «плановом социалистическом хозяйстве», игнорируя не только законы рыночной экономики, но и законы человеческой природы.
По сути, содержанием термина «голодный экспорт» в этом контексте является мысль о том, что нельзя что-то вывозить за рубеж, если не все жители страны потребляют экспортируемые продукты в достаточной степени. Сообразно с этой логикой Германия, условно говоря, должна прекратить экспорт «Мерседесов», поскольку часть немцев ездит на «Фольксвагенах», а некоторые и вовсе ходят пешком.
А, собственно говоря, почему это должно быть так? Если считать это требованиями морали, нравственности, то, на мой взгляд, такие мораль и нравственность весьма сомнительны. Распределяют между рабами и крепостными. А люди свободные должны сами зарабатывать на то, что хотят потреблять.
Апологеты распределительной системы считают, что если, предположим, у кого-то не хватает молочных продуктов для ребенка, то вывоз масла заграницу аморален. Точка зрения не слишком основательная.

Во-первых, сначала нужно выяснить структуру бюджета недоедающей семьи, определить, на что она тратит деньги, понять уровень понимания родителями своих обязанностей по отношению к детям и меру их ответственности за свою семью, а уже потом переходить к обобщениям макроисторического и макроэкономического масштаба. У многих присутствующих, полагаю, есть знакомые, которые обожают жаловаться на свою трудную жизнь, но при этом далеко не используют те возможности, которые есть у них для того, чтобы эту жизнь улучшить. Всегда есть люди, которым проще оправдывать свои недостатки несовершенством окружающего мира.
Во-вторых, наивно думать, что количество товаров на рынке не зависит от степени уверенности производителей в том, что они продадут свою продукцию. Кто сказал, что при отсутствии сколько-нибудь гарантированного рынка сбыта, объем производства того или иного товара будет на том же уровне, что и при наличии такового? Что, например, то масло, которое вывозится якобы в ущерб чьему-то питанию, было бы выработано?
Спрос рождает предложение. И когда у сибирского маслоделия на рубеже веков появился новый рынок сбыта в Англии, чем сибиряки до сих пор с полным основанием гордятся, это стало приносить больший доход тем крестьянам, которые его производили. Подобные примеры есть под рукой у всех нас - вспомним, хотя бы варианты придорожных торговли и питания, что на шоссейных, что на железных дорогах. Кто будет строить шашлычную на проселке?
Возьмем историю хлопководства в Средней Азии. Когда, наконец, был определен сорт американского хлопка, который мог успешно культивироваться в Туркестане, потребовались прицельные усилия правительства в первую очередь в таможенной и налоговой сферах, чтобы сделать хлопок привлекательной для дехкан культурой, поскольку производить хлеб и кормовые травы поначалу было выгоднее. Как только были созданы условия, сделавшие производство хлопка более прибыльным, чем выращивание хлеба и люцерны, - появилось отечественное хлопководство.
Еще раз повторю, что рынок, неважно - внешний или внутренний - создает для крестьян стимул производить, работать больше и пр. Они готовы приложить дополнительные усилия, если они будут хоть как-то вознаграждены, а если нет - зачем работать? Кровавый кризис продразверстки и переход к НЭПу, а также все кризисы хлебозаготовок в 1920-е годы, кажется, доказали это более, чем определенно.
А какой процент потребляемых в советское время продуктов давали приусадебные участки?!
Кстати, пореформенная Россия имела опыт запрета экспорта хлеба - во время голода 1891 г. Он оказался весьма печальнымviii.
Продовольственная помощь правительства
Перейдем к смежному сюжету - к характеристике продовольственной помощи населению, т.е. к системы правительственных мероприятий, призванной обеспечить питание населения в неурожаяы, которыми руководила Сельская продовольственная часть МВД.
Народники, затем советская историография, а теперь и новая генерация поклонников «Отца всех народов, кроме репрессированных», обожают рассуждать о голодовках в царской России, однако упорно игнорируют наличие в стране продовольственной системы, продовольственного законодательства, которое обеспечивало питание жителей страны в неурожайные годы. Игнорируют, понятно, для удобства - «антинародное» государство, обрекающее свое население на нищету, по определению не может заботиться об этом населении.
Любой, кто не знаком с этой проблематикой специально, но со школы знает о народных страданиях, о «голодном экспорте» (а кто о них не знает?), совершенно естественно полагает, что царизм выкачивал из деревни хлеб - наподобие того, как это делала советская власть - обрекая на голодовки миллионы крестьян, и никаким образом не заботился о борьбе со стихийными бедствиями в виде частых неурожаев.
Однако, во-первых, до 25 октября 1917 г. у правительства в принципе не было возможности что-либо «выкачивать» из населения, помимо налогов. Кроме того, в России тогда не было монополии внешней торговли, т.е. хлеб продавало не правительство, а частные лица.
Во-вторых, имперская власть на деле тратила значительную часть государственного бюджета на продовольственную помощь, чего интеллигенция как бы и не замечала, точнее, обращала на это свое высокое внимание лишь для того, чтобы снова и снова обличать Власть в некомпетентности. И этот заговор молчания, как и идея «голодного экспорта», оказался вполне успешным.
Между тем без учета феномена продовольственной помощи понять пореформенную Россию невозможно.ix
Продовольственная помощь существовала при крепостном праве. На барине, по закону, лежало две основных обязанности в отношении крестьян - он не должен был допускать их до нищенства и обязан был кормить в голодные годы.
После издания Продовольственного устава 1864 г. правительство много лет словом и делом убеждали население в том, что помощь государства при неурожае оказывается только в виде ссуды, которую ему придется позже возместить - «всякая идея безвозвратных пособий, даровой кормежки, самым энергическим образом отвергалась-население получало ссуды под ответственностью земств, которым было предоставлено их распределение среди нуждающихся,- и фактически их возвращало»
Власть считала, что несправедливо, если ресурсы казны, пополняемые за счет всего населения страны, будут служить для содержания одной его части на средства, собираемые с другойx. В 1864-1890 гг. продовольственный устав, с некоторыми дополнениями, действовал в полном своем объеме, без принципиальных отступлений от его духа.
Все изменилось после страшного по тем временам голода 1891-1892 гг.
Он стал тяжелым испытанием для страны. Бедствие в разной степени затронуло 27 губерний. На помощь населению казна израсходовала, как минимум, 172 млн.руб. (63,2% расходов Империи на оборону в этом годуxi).

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Для понимания многого из того, что случится в стране в последующую четверть века, и, в частности, специфики формирования иждивенческой психологии крестьянства в конце XIX - начале XX вв., о которой так много пишутнепартийные авторы, крайне важно следующее.
Несмотря на стремление властей соблюдать определенные принципы (правила) в продовольственной помощи, «весть о «способии», о «Царском пайке», широко распростра¬нялась по всему пространству пострадавший, губерний и внушила населению глубоко в него внедрившуюся мысль о том, что оно имеет право на пособие, что Правительство обязано его кормить, и притом всех без разбора. На каждое исключение кого бы то ни было из списков нуждающихся крестьяне стали смотреть уже как на притеснение на злоупотребление. Более того, во многих местах распространялось убеждение, что Царь прислал деньги на помощь всем, поровну, а если кому не дают, то это значит чиновники, либо помещики часть царских денег утаили, себе присвоили. Бывали случаи самых назойливых со всевозможными угрозами, требований от лиц, заведовавших раздачей хлебных ссуд и даже оказывавших населению благотворительную помощь на частные, иногда собственные средства»xii.
Власть вступила на путь, который органично укладывался в привычную патерналистскую схему ее отношений с подданными - она начала списывать десятки миллионов рублей продовольственных долгов и облегчать условия возврата ссуд.xiii
Другими словами, правительство не просто спасло десятки миллионов людей от голода и неурожаев. Оно фактически приняло на себя ответственность за стихийные бедствия.
Понятно, что следствием этого был прямой рост социального иждивенчества немалой части населения.
В отчете Управления сельской продовольственной частью МВД говорится: «Население все более и более приучалось смотреть на предъявляемые к нему местными крестьянскими учреждениями требования об уплате продовольственных долгов как на исполнение пустой фор¬мальности, а на полученные им ссуды, как на безвозвратное пособие - «Царский паек»»xiv.
Но только ли стихия была повинна в том, что неурожаи превратились в обыденный факт российской жизни конца XIX - начала XX вв.?
Компетентные современники отвергали этот взгляд и связывали неспособность крестьян противостоять неурожаям с уравнительно-передельной общиной и с волной переделов земли, захлестнувших общинные черноземные губернии в 1880-х гг.xv
Таблица 7. Губернии, получавшие наибольшие ассигнования на продовольственную помощь в 1891-1908 гг.
Губернии    Ассигнования
из общеимперского продовольственного
капитала и средств Государственного Казначейства    Долги общеимперскому продовольственному капиталу
на 1 января 1909 г.    Вся совокупность
долгов населения
губернии на
1 января 1909 г.    Задолженность населения в продовольственные
капиталы на 1 января
1912 г.
тыс. руб.    %    тыс. руб.    %    тыс. руб.    %    тыс. руб.    %
Самарская    64473    13,2    29810    14,1    35939    11,6    25030    12,0
Саратовская    60709    12,4    23131    11,0    28732    9,3    22181    10,7
Казанская    52365    10,7    21775    10,3    25672    8,3    20195    9,7
Симбирская    32134    6,6    12714    6,0    16742    5,4    12533    6,0
Уфимская    28282    5,8    11205    5,3    13487    4,4    9687    4,7
Тамбовская    27561    5,6    11500    5,5    15544    5,0    9228    4,4
Воронежская    26518    5,4    12981    6,2    19299    6,2    12093    5,8
Тульская        24755    5,1    12343    5,9    14838    4,8    12340    5,9
Пензенская    24495    5,0    10957    5,2    13870    4,5    10131    4,9
Нижегородская    19926    4,1    8950    4,2    11773    3,8    9775    4,7
Вятская        18979    3,9    8223    3,9    12695    4,1    5457    2,6
Орловская    16920    3,5    8754    4,2    11424    3,7    9580    4,6
Рязанская    16544    3,4    5544    2,6    8744    2,8    6180    3,0
Оренбургская    12758    2,6    2388    1,1    2813    0,9    2514    1,2
Пермская        9097    1,9    1073    0,5    3539    1,1    1286    0,6
Псковская    8542    1,7    3449    1,6    5366    1,7    3537    1,7
Херсонская    7084    1,5    3283    1,6    5243    1,7    3917    1,9
Курская        5201    1,1    587    0,3    3547    1,1    755    0,4
Всего в 18 губерниях    456343    93,5    188667    89,5    249267    80,5    176419    84,8
Сумма по Империи    488145    100    210750    100    309500    100    208116    100
Источник: Ермолов А.С. Наши неурожаи и продовольственный вопрос. СПб., 1909. Т.2. С.7-28; Отчет по продовольственной кампании 1910-1911 гг. Управления сельской продовольственной частью МВД. СПб. 1912. С.102-103.
Таблица 7 дает представление о размерах правительственных ассигнований на продовольственную помощь в 18 наиболее нуждавшихся губерниях, население которых «всего чаще и всего больше пользовалось казенными воспособлениями, многие годы состоя, так ска-зать, на казенном иждивении», получив 93,5% зафиксированной А.С. Ермоловым, министром земледелия Александра III и Николая II, гигантской суммы продовольственной помощи в без малого полмиллиарда рублейxvi. (Напомню, что «Большая флотская программа» оценивалась в 430 млн.руб.). И хотя населению этих губерний были прощены и списаны со счетов громадные суммы, на него приходилось почти 90% долга общеимперскому капи¬талу и свыше 80% общей продовольственной задолженности населения Европейской России. Все это были общинные и в основном черноземные губернии.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

И, напротив, губернии, не получавшие помощи от правительства, - в подавляющем большинстве губернии с подворным землевладением (Гродненская, Ковенская, Могилевская, Московская, Подольская, Полтавская, Лифляндская, Курляндская, Эстляндская и губернии Царства Польского, на которые «впрочем, и не распространяются никакие пра¬вила нашего продовольственного устава»xvii
Общий вывод Ермолова таков - общая сумма долгов и разнообразных пособий, получаемых от правительства«тем больше, чем богаче и плодороднее почва, которую население возделывает, и обратно. Точно также, на первом плане тут стоят губернии с общинной формой землевладения»xviii.
О том, насколько наши представления о «голоде в царской России» далеки от того, что вкладывали в этот оборот сто лет назад, можно судить хотя бы по следующим примерам.
Во время неурожая 1906-1907 гг., который охватил даже большую территорию, чем голод 1891-1892 гг., продовольственная помощь оказывалась населению 32-х губерний, однако наиболее пострадавшими были 12 из них.
Понятно, насколько важной характеристикой экономического состояния населения является брачность. Так вот, из этих 12-ти губерний снижение брачности в 1906-1907 гг. отмечается в четырех - в Нижегородской, Оренбургской,Самарской, и Уфимской, а в остальных - Казанской, Орловской, Пензенской, Рязанской, Саратовской, Симбирской, Тамбовской и Тульской брачность в той или иной степени повышается.xix
Ермолов приводит погубернские данные о поступлении питейного дохода за 12 месяцев 1906-1907 г. в сравнении с двумя такими же предшествующими периодами по этим же губерниям. За период с 1 мая 1906 г. по 30 апреля 1907 г. доход от казенной продажи питей составил 130505 тыс.руб., за тот же период 1905-1906 г. - 129943 тыс.руб., за тот же период 1904-1905 г. -115454 тыс.руб. соответственно .
Таким образом, за голодный год население истратило на водку в этих бедствовавших губерниях на 562 тыс.руб. больше, чем в предыдущий год, и на 15051 тыс.руб. больше, чем за такой же период 1904-1905 г. Ермолов резюмирует: «В кампанию 1906-1907 гг. было израсходовано на ссудную помощь населению в тех 12-ти губерниях, о которых здесь идет речь, 128329 т.р. Пропито же в них за 12 мес., с 1 мая 1906 г. по 30 апреля 1907 г. вина на сумму 130505 т.р., т. е. на 2176 т.р. более той суммы, которую население в этих губерниях получило за предохранение его от голода и на обсеменение его полей» xx.
Оценить масштаб этих цифр будет проще с учетом того, что крейсер «Варяг» обошелся России в 4,2 млн. руб.xxi, что броненосец типа «Полтава» стоил 10,7 млн.руб., а типа «Бородино» - 14,6 млн.руб. В «Истории СССР с древнейших времен» говорится, что стоимость кораблей и вооружений, потерянных в ходе русско-японской войны, оценивалась почти в четверть млрд. рублей.xxii К.Ф. Шацилло оценивал стоимость потерянных кораблей в 230 млн.руб., а с учетом флотского оборудования Порт-Артура - в 255 млн. руб.xxiii То есть, порядок затрат понятен.
Другими словами, сказанное следует понимать так, что жители лишь 12-ти (!) из 90 губерний и областей России всего за два года (при том, что для большинства этих губерний оба года были неурожайными) выпили водки на сумму, превышающую стоимость большинства боевых кораблей Балтийского и Тихоокеанского флотов Империи вместе взятых, а также вооружений, уничтоженных и захваченных японцами в Порт-Артуре и др.
Отчет МВД сообщает, что из 32-х губерний душевое потребление водки с 1 июля 1906 по 1 июля 1907 г. сравнении с тем же периодом предыдущего года уменьшилось в восьми губерниях, в одной осталось на том же уровне и в 23-х выросло.xxiv

Кроме того, Ермолов считает важным подчеркнуть, что «наряду с такой печальной стороной русской народной жизни, как потребление вина на десятки миллионов рублей в то самое время, когда более или менее значительная часть населения находилась в состоянии полной нищеты и даже голодала, и во всяком случае не могла обходиться без правительственной и частной помощи», зафиксировано поступление больших сумм денег в тех же пострадавших от неурожая губерниях в сберегательные кассы» xxv.
Что же следует из описания разными источниками продовольственной кампании 1906-1907 гг.?
В первую очередь нужно отметить, что приведенные выше факты рисуют картину, разительно отличающуюся от того, что мы знаем о 1921-1922 гг., 1932-1933 гг. и 1946-1947 гг.
Источники говорят о том, что на фоне неурожая 1906 г. и нужды части - но отнюдь не всего - населения даже и в пострадавших губерниях «происходит жизнь» во всей своей полноте. Причем в 1905-1906 гг. она далеко выходит за пределы нормы - не только из-за «аграрных беспорядков, погромов, разбоев, грабежей», вызвавших своеобразную «приподнятость населения» (оборот Отчета МВДxxvi), но и в связи с окончанием бессмысленной войны, с возвращением солдат с фронта, со свадьбами и многим другим. Люди, несмотря на неурожай, продолжают печалиться и радоваться, как они это и делают всегда.
Да, есть болезни, которые всегда возникают при истощении организма и с которыми борются медики. Но нет смертей от того, что нет пищи. И главное - нет населения, брошенного своим правительством на произвол судьбы, населения, оставленного один на один с природным (а не созданным специально) катаклизмом, как это было в 1932-1933 гг. и 1946-1947 гг.; в 1921-1922 гг. страну спасла прежде всего американская организация АРА, с которой большевики, скрепя сердце, пошли на сотрудничество.
Добавлю, что в случае неурожая железнодорожные перевозки людей и грузов производились бесплатно, или по льготным и пониженным тарифам.
Как рождался миф о голоде
Учащение неурожаев давало общественности новые желанные поводы для обвинения правительства в несостоятельности, и она использовала эти возможности весьма продуктивно.
В силу этого широчайшая продовольственная помощь, которой ведало МВД, была для СМИ неиссякаемым источником самых разнообразных и нередко бесстыдных инсинуаций. Очень часто газетные сообщения оказывались неверными. Об этом можно и нужно писать не одну диссертацию.
В Отчете по продовольственной кампании 1911-1912 гг. есть специальный раздел «Периодическая печать», в котором наглядно демонстрируются приемы российской прессы того времени. Приведу лишь один фрагмент из него. С декабря 1911 г. в СМИ стали «появляться телеграммы о случаях смерти от недоедания, а также о самоубийствах, вызванных голодом, и, наконец, было сообщено о распродаже голодными крестья¬нами детей киргизам. По сообщениям этим производились самые тщательные проверки не только местным губернским начальством, но проверялись они и при командировках на места чинов центральных учреждений, на которых возлагались особые поручения по продовольственному делу. Все эти сообщения оказались неверными.
Так, например, крестьянин Леонтий Павлов, якобы три дня просившийся на общественные работы и не принятый, умерший к вечеру третьего дня от голода, как оказалось, долгое время страдал одышкой, и, имея сына - хорошего работника и не нуждаясь, сам от работ по болезни отказался; умер скоропостижно.
Оказалось неверным и сообщение о смерти, удостоверенной якобы вскрытием, от питания одной гнилой картошкой трех детей с. Киязлы. Ничего общего с голодом не имели также причины смерти крестьян Березкина и Куликова.
Не подтвердилось и известие о смерти двух детей от голода в с.Сокуре. Духовенство, земский врач, смотритель земского училища и члены волостного попечительства заявили, что таких случаев не было, а размер оказанной населению Сокур помощи указывает, что таких случаев и не могло быть.
Сообщения о смерти от голода в поселке Грузинове, Саратовского уезда, проверить не удалось, так как такого поселка в данной местности не оказалось(!)...

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Точно также не подтвердились и корреспонденции о самоубийствах от голода.
Крестьянин Калмыков, о котором сообщалось, что он, голодая, пошел «в кусочки», а ничего не собрав, вернулся домой и повесился, оказался рабочим, живущим на готовых харчах в экономии помещика Устинова, получающим жалованье и совершенно не нуждающимся и никогда нищенством не занимавшимся. В виду семейного разлада и в сильно нетрезвом виде, Калмыков взял веревку и заявил, что пойдет вешаться, но его во время успели остановить.
Порезнов, о котором сообщалось, что он повесился, оказался жив и заявил, что о своем якобы покушении на самоубийство он узнал из газет...
Ничего общего с неурожаем, конечно, не имело и самоубийство алкоголика- живописца, покушавшегося на самоубийство в г.Саратове.
Большое впечатление произвела телеграмма из Оренбурга следующего содержания. «Врач отряда официально сообщает о том, что в поселке Денисовском Кустанайского уезда голодные крестьяне, не получая помощи, в отчаянии распродают своих детей киргизам».
Оказалось, что указанное сообщение действительно было сделано, но не врачом отряда, а переселенческим пунктовым фельдшером Сатуниным, который сделал его, побывав в конце ноября в поселках Денисовском, Коломенском, Гришинском и Карпыковском.
Дознанием, проведенном во всех посещенных Сатуниным поселках, установлено, что случаев продажи переселенцами своих детей киргизам ни одного не было, разговор же об этом возник в виду того, что крестьянин поселка Карпыковского, Михаил Перетянин, явившись 7 ноября в сельскую управу, требовал выдачи ему продовольственного пособия, назначенного в виду производившихся в то время общественных работ только семьям, не имеющим рабочих. И получив отказ, демонстративно грозил продать своего двенадцатилетнего сына бывшему у него в гостях киргизу Аяцкой волости Мандобеку Калманову, будто бы согласившемуся на эту покупку.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Этот прием понравился всему поселку, включившему 8 ноября эту угрозу в свой приговор, представленный крестьянскому начальнику 14 ноября, с ходатайством о выплате продовольствия. Поселок Карпыковский, имеющий 182 двора, заработал в течение осени 4156 руб. 76 коп. на общественных работах, а с 19 декабря, как и все перечисленные выше, получал продовольственную ссуду. В течение же первой половины 1911 года получил 31500 рублей деньгами домообзаводственных ссуд.
Крестьянин Перетянин перед описанным случаем два месяца служил возчиком казенного обоза, получая 18 рублей в месяц казенного жалованья. Фельдшер Сатунин объяснил, что основанием для донесения ему послужил случай с крестьянином»xxvii. Число подобных примеров легко умножить.
Вот так российская пресса формировала у читателей картину окружающего мира.
Кстати, в свете сказанного особенно ясна несостоятельность идеи о том, что правительство пренебрегало общественным мнением. Поскольку в стране была реальная свобода слова, то власть постоянно была под микроскопом и под прицелом одновременно.
Однако становление гражданского общества - процесс двусторонний. Но о чем можно говорить, если каждый мелкий промах власти фиксировался со злорадным удовлетворением, если журналистская доблесть виделась в нагнетании апокалиптической атмосферы?!
Статистика против публицистики: платежи и недоимки
Следующий из основных догматов традиционной историографии заключается в том, что российское крестьянство платило слишком большие прямые налоги и выкупные платежи, и это серьезно ухудшало его материальное положение.
В качестве доказательства обычно приводятся два аргумента. Первый - это постоянный рост крестьянских недоимок.
Попробуем разобраться.
После 1855 г. в налоговой стратегии правительства происходят важные изменения. Значительно упало значение прямых налогов в бюджете вообще, центр тяжести был перенесен на косвенное налогообложение, усилилось обложение имущих классов и др. Александр III в 1880-х гг. уменьшил выкупные платежи, а затем отменил подушную подать и соляной налог. Все это в совокупности резко уменьшило крестьянские платежиxxviii.
Однако недоимки продолжали расти, и оппозиция настаивала на том, что это «служит ясным доказательством непосильности для населения лежащего на нем податного бремени...»xxix

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Между тем причины парадоксальной ситуации, когда, несмотря на уменьшение налогового бремени и невзирая на экономическую конъюнктуру, недоимки продолжали расти, причем чем меньше становился размер платежей, тем хуже шло их поступление в казну, лежали в совершенно иной плоскости.
Анализ структуры окладов и недоимок как по всем окладным сборам, так и по недоимкам по выкупным платежам для каждой из категорий крестьян по 50-ти губерниям Европейской России за 1897-1901 гг. (из них 1897, 1998 и 1901 гг. в ряде губерний были неурожайными) привел к следующим выводам.
Таблица 8. Окладные сборы, выкупные платежи и недоимки по ним в губерниях с наибольшей задолженностью на 1 января 1898 г. (тыс.руб. и %)
О К Л А Д Н Ы Е С Б О Р Ы        Н Е Д О И М К И
Губернии    Всего
окладн.
платежей    Всего
выкупных
платежей    Баланс выкупных платежей (%)    По всем
окладным
платежам    По
выкупным
платежам    Баланс по выкупным платежам
Бывшие
госуд.крест.    Бывшие
помещ.кр.    Бывшие
удельн.кр.            Бывшие
госуд.крест.    Бывшие
помещ.кр.    Бывшие
удельн.кр.

Казанская    3765    3493    89,8    8,8    1,4    12911    12865    87,2    11,9    1
Самарская    3506    3197    77,3    8,4    14,2    10728    10662    77,9    10,2    11,8
Воронежская    4960    4587    82,2    17,8    0    9064    8987    81,2    18,8    0
Нижегородск.    2438    2208    32,6    62,6    4,8    8214    8158    32,9    63,9    3,3
Орловская    3473    3149    45,7    50,1    4,2    6520    6345    56,2    43,3    0,5
Тамбовская    4774    4384    68,1    31,9    0    6249    6120    63,4    36,6    0
Пензенская    2715    2499    62,1    37,9    0    5540    5522    59,6    40,4    0
Тульская    2730    2480    23,3    76,7    0    5361    5307    28,3    71,7    0
Московская    4074    2123    39,2    55,5    5,3    4725    4637    29,3    67,1    3,6
Рязанская    3145    2897    44,7    55,3    0    4637    4595    47,1    52,9    0
Саратовск.    3278    3283    67,6    28,4    4    4619    4547    66,9    28,5    4,6
Симбирская    1987    1770    11,6    43    45,4    4092    4081    16,5    48,2    35,3
Оренбургск.    885    797    95,1    4,5    0,4    3904    3881    93,1    6,3    0,6
Пермская    3283    3118    81    17,4    1,5    3713    3691    97,9    2    0,1
Курская    4423    4106    68,6    31,4    0    3424    3382    82,2    17,8    0
Уфимская    932    797    69    22,7    8,3    2848    2831    65,5    32,7    1,8
Харьковск.    4419    3666    79,4    20,6    0    1985    1942    93,9    6,1    0
Псковская    1143    1051    44,5    55,5    0    1111    1101    35,1    64,9    0
Всего 18 губ. (т.р.)    55930    49605    31237    16462    1906    99645    98654    63053    32024    3577
Всего 18 губ.(%)        100    63,0    33,2    3,8        100    63,9    32,5    3,6
Доля 18 губ. (%)    49,3    51,3    59,2    40,2    64,3    93,9    95,1    96,2    92,8    98,2
Всего 50 губ. (т.р.)    113448    96731    52774    40991    2966    106133    103707    65548    34517    3642
Всего 50 губ. (%)    100    100    54,6    42,4    3,1    100    100    63,2    33,3    3,5
Источник: Источник: Ежегодник Министерства финансов. Выпуск 1900 г. СПб., 1901. С.102-113, 117. Подсчеты автора
Во-первых, из таблицы 8 видно, что на 18 губерний с задолженностью более 1 млн.руб., на которые падало около половины окладных сборов (49,3%) и выкупных платежей (51,3%) по 50-ти губерниям Европейской России, приходилось 93,9% всей суммы недоимок по окладным сборам и 95,1% по выкупным платежам (причем шесть первых губерний сконцентрировали 50,6% и 51,2% долгов соответственно).
Во-вторых, 16 из этих 18-ти губерний фигурируют в таблице 7, среди общинных губерний, получавших наибольшие объемы правительственной продовольственной помощи в конце XIX - начале XX вв.
Симптом вполне очевидный, и правоту общинного «диагноза» убедительно подтверждает наличие в списке должников Московской губернии. Это - сюрприз. Ведь она ни разу не просила продовольственной помощи. И вообще мысль о том, что крестьяне Подмосковья, имевшие уникальные возможности для заработка в крупнейшем городе страны, могут нуждаться, кажется чересчур оригинальной.
Причины этого явления указал П.П. Дюшен, раскрывший на примере Бронницкого уезда прямую связь между упадком крестьянских хозяйств столичной губернии и господством общины и одновременно показавший, что «всюду замечаемое нравственное одичание крестьян несомненно происходит от разлагающего влияния мирских порядков. Подчиняясь роковой власти, крестьянин внутри своей души не может не признать безобразный мирской приговор правильным и, сознавая свою беспомощность, начинает верить в господство зла. Безнравственное влияние мира отражается и на семейных отношениях крестьян: случаи самого недостойного поведения детей по отношению к своим родителям составляют обычное явление в деревне»xxx.
То есть, причины задолженности московских (и не только) крестьян надо искать в общине, а не в таких внешних признаках их жизни, как размеры наделов, выкупные платежи и т.д.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Пример Московской губернии, полагаю, - лучшее доказательство того, что недоимки не являются свидетельством нужды и что между размерами податей, объемом долгов и экономическими условиями, в которых находятся крестьяне разных губерний, связи нет.
Затем я провел аналогичный анализ по всем 187 уездам, входившим в состав указанных 18-ти губерний.xxxiОказалось, что и между уездами одной и той же губернии долги распределялись далеко не равномерно - были уезды совсем не имевшие задолженности, и были уезды с большими долгами (10% и более для конкретной губернии). В итоге оказалось, что на 71 уезд с суммарным окладом в 25075 тыс.руб., т.е. 22,1% оклада 50-ти губерний пришлось 73940 тыс. руб., т.е. 69,7% всех недоимок по окладным сборам неурожайного 1897 г., и 84554 тыс. руб., или 67,6% суммы недоимок в 50-ти губерниях также неурожайного 1901 г.
71 уезд - это лишь 14,2% всех уездов 50-ти европейских губерний. И, полагаю, намного ближе к истине утверждение, что крестьянская задолженность была велика в каждом седьмом уезде Европейской России, нежели «почти» в каждой третьей ее губернии, и уж тем более у крестьян всей страны.
Сказанное позволяет понять примитивные, но действенные махинации народников со статистикой при обсуждении положения крестьян. Им нужно было доказать, что все крестьянство России угнетено платежами, о чем якобы говорят растущие недоимки. Однако недоимки фиксируются лишь в 18 губерниях из 50-ти, и притом самых дорогих их сердцу - общинных. Поэтому они без лишних душевных терзаний вводят, условно говоря, «круговую поруку» и делают крестьян остальных губерний Европейской России ответственными за неплатежи своих компатриотов, не боясь, что их поймают за руку.
А теперь обратимся к вопросу о том, почему растут недоимки в общинных губерниях.
Коренная причина заключалась в несовершенстве крестьянского податного законодательства,xxxii т.е. в самой системе сбора податей, построенной на круговой поруке. Эта система в конкретных условиях развития пореформенной общины оказалась порочной, потому что стимулировала проявление сходами худших качеств «управляемой» охлократии и потому, что хорошие работники часто должны были платить за лодырей и пьяниц.
Безусловно, в отдельных случаях недоимки отражали факт хозяйственной слабости крестьян. Однако в подавляющем большинстве случаев природа недоимок была другой.
Сельские общества и должностные лица крестьянского управления оказались совершенно не готовы к ведению правильной податной деятельности.
К сожалению, в 1861 г. «общинный романтизм» не позволил реформаторам понять, что создаваемое ими крестьянское самоуправление и те способы, какими они надеялись обеспечить исправное поступление в казну крестьянских платежей, мало соответствовали интеллектуальному и правовому развитию миллионов вчерашних крепостных.
Круговая порука привела, в частности, к тому, что «население отвыкло от правильного отбывания лежащих на нем податных обязанностей; по-дати перестали уплачиваться своевременно; даже наиболее состоятельные домохозяева приучились оттягивать платежи до последней возможности и из опасения, что всякая предварительная и своевре¬менная очистка оклада может навлечь на них последующее взыскание в силу круговой ответственности, вносили подать не иначе, как по настоятельному требованию властей.

Недоимка при таких условиях стала явлением обычным, сделалась как бы неотъемлемою принадлежностью крестьянского податного дела; в большинстве случаев она вовсе не знаменует собою расстройства платежных сил населения и, по удостоверению земских исследователей народного быта, не находится в строгом и правильном соответствии ни с размерами обеспечения крестьян надельною землею, ни со сте¬пенью обременения их платежами»xxxiii.
Таким образом, недоимки - вовсе не доказательство упадка крестьянских хозяйств даже в общинной части России. Это свидетельство несовершенства и несправедливости существующей системы взимания податей, основанной на круговой поруке, которой крестьяне пытались сопротивляться, как могли.
При этом задолженность богатых крестьян и должностных лиц крестьянского управления была «явлением повсеместным и притом весьма распространенным», и в литературе есть масса фактов, с которыми полезно будет ознакомиться современным певцам народных страданий.
Вообще в этой теме переплетаются несколько психологических стратегий, что вообще свойственно людям при решении их денежных проблем. Неправильно представлять крестьян людьми, которые каждую минуту только и мечтали немедленно платить по счетам. По самым разным причинам люди, как известно, весьма часто склонны оттягивать платежи. В этом крестьяне не слишком сильно отличались от многих из нас.
При этом в проблеме крестьянских долгов есть один чрезвычайно важный аспект.
В течение XVIII-XIX вв. население России привыкло к тому, что правительство часто прощает долги. Вполне естественно, что у множества крестьян такие действия Власти сформировали вполне определенное отношение к проблеме налогов - они не всегда торопились платить. Долги по продовольственной помощи были больше долгов по выкупным платежам, но правительство, тем не менее, их списывало в объеме сотен миллионов рублей, как не раз делало это, хотя и в меньшем объеме, и в предыдущие полтораста лет. Почему же крестьянам нельзя было думать, что оно когда-нибудь в будущем не спишет и недоимки по выкупу?
Надежда на это была вполне понятной и, как известно, в 1905 г. оправдалась - с 1907 г. выкупные платежи были отменены.
Связь плачевного положения части отечественного крестьянства с общиной, полагаю, лишний раз подтверждается бурным развитием землеустройства в большинстве из упомянутых 17-ти губерний в годы аграрной реформы Столыпина (в Оренбургской землеустройство не велось). Они сконцентрировали 38,4% личных ходатайств, 60,9% групповых и 50,1% всех ходатайств вообще, поданных в 47 губерниях.xxxiv Источники показывают, что множество крестьян просто «побежало» из общины.
Далее. Помимо роста недоимок, стандартным доказательством тяжелого положения крестьян являются так называемые вынужденные осенние продажи крестьянами хлеба собранного урожая. Вынужденными они считаются потому, что позже, весной крестьяне нередко должны были покупать хлеб по более высокой цене.
У традиционной историографии есть один вариант объяснения этого феномена - крестьянам были нужны деньги для уплаты «непосильных» налогов и выкупных платежей.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

В принципе - трудно сомневаться, что иногда имели место именно вынужденные продажи и именно для уплаты окладных сборов.
Однако палитра осенней жизни подавляющего большинства крестьян отнюдь не исчерпывалась платежом податей.
Прежде всего, октябрь-ноябрь и январь-февраль - это месяцы, когда заключалось наибольшее количество браков.xxxv Трудно поверить в то, что сто лет назад народникам это было неизвестно, однако, рассуждая об осенних продажах крестьянами хлеба, они почему-то забывали упомянуть об этом факте.
Помесячная статистика продажи водки (таблица 9) показывает, однако, что резкий рост потребления начинается уже в сентябре, но кто может упрекнуть крестьян за то, что таким образом они фиксировали окончание годичного цикла сельскохозяйственных работ? По стране в целом в 1912 г. среднемесячное потребление водки в феврале- августе составляет 7121,3 тыс.ведер, а в сентябре-январе - 9335 тыс. ведер, т.е. на 31,1% больше. «Праздник урожая» - это вовсе не выдумка историков и этнологов. Так устроены люди.
В силу этого сентябрь-январь были временем наибольшего потребления спиртного в России, о чем можно судить по данным таблицы 9, и региональные различия устанавливаются именно в зависимости от размеров потребления водки в эти месяцы, которая при равномерном потреблении должна была бы равняться 41,7%.
Таблица 9. Продажа казенных питей по месяцам и районам акцизных управлений в 1912 г.
(тыс. ведер в 40 градусов)
Всего по России    Среднечерноземный    Восточный    Петербургское    Московское
месяцы    тыс.ведер    %    тыс.ведер    %    тыс.ведер    %    тыс.ведер    %    тыс.ведер    %
январь    8815,9    9,1    1308,1    8,5    882,9    8,6    362,0    7,4    418,2    7,5
февраль    6011,6    6,2    954,7    6,2    581,7    5,7    331,8    6,8    374,8    6,7
март    7058,2    7,3    984,8    6,4    638,8    6,2    405,2    8,3    458,9    8,2
апрель    7033,3    7,3    1027,1    6,7    618    6,0    371,5    7,6    420,7    7,5
май    7931,9    8,2    1131,1    7,4    788,4    7,7    406,5    8,3    457,4    8,2
июня    7187,4    7,4    1073,2    7,0    745,9    7,3    390,8    8,0    453    8,1
июль    6960,9    7,2    1046,8    6,8    698    6,8    380,7    7,8    450,8    8,1
август    7665,7    7,9    1171,2    7,7    765,3    7,5    439,6    9,0    508,6    9,1
сентябрь    9314,4    9,6    1607,6    10,5    1118    10,9    455,3    9,3    546    9,8
октябрь    9817,4    10,2    1807,7    11,8    1252,9    12,2    466,0    9,5    498,9    8,9
ноябрь    9051,6    9,4    1667,6    10,9    1101,9    10,8    419,0    8,5    462,1    8,3
декабрь    9674,2    10,0    1523,3    10,0    1046,1    10,2    482,2    9,8    541,7    9,7
Всего    96522,4    100,0    15303,2    100    10238    100    4910,6    100    5591,1    100
IX-I месяцы    46673,5    48,4    7914,3    51,7    5401,8    52,8    2184,5    44,5    2466,9    44,1
Источник: Финансовый отчет по казенной винной операции за 1912 год. СПб., 1913. Ведомость XIX. Подсчеты автора.
В 1912 г. великий пост начался с первых чисел февраля, и поэтому февраль дал наименьшую величину потребления водки. Если же великий пост приходился на март, то статистика несколько менялась.
Однако у крестьян обоего пола, как и у любых людей, были и другие материальные потребности, помимо веселья. И поскольку они были земледельцами, то довольно естественно, что, желая получить деньги для новых покупок, они продавали полученную в своем хозяйстве продукцию на рынке, даже если им потом приходилось переплачивать несколько копеек за хлеб. Ведь хлеб, как показывает таблица 9, в рассматриваемый период явно не был главной расходной частью их бюджета. Полагаю, интуитивно они понимали одно из «золотых правил бизнеса», теорию «временной ценности денег», понимали, что нынешние 10 рублей ценней 10-ти рублей через три месяца.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Таким образом, идея «вынужденных осенних продаж» применительно к подавляющему большинству крестьян также не выдерживает критики. Это слишком примитивная попытка понять и объяснить жизнь крестьян, исходя из собственных абстрактных («городских») представлений о степени рациональности жизни. У миллионов крестьян эти представления во многом были другими.
Итак, взгляды традиционной историографии на весь комплекс проблем крестьянских платежей, на проблему недоимок и др. несостоятельны.
Мы отчетливо видим стремление правительства к снижению налогового бремени, которое лежало на крестьянстве, желание найти оптимальный вариант выплаты населением окладных сборов. По Манифестам 1880 и 1883 г. Власть сняла с населения 47 млн. руб. недоимок, затем уменьшила выкупные платежи, отменила подушную подать и соляной налог. С 1890-х гг. началось сложение и продовольственных долгов на сотни миллионов рублей.
В 1892-1893 гг. Александр III списал с населения до 52 млн.руб. лежавших на нем долговxxxvi.
В ноябре 1894 г. по случаю свадьбы Николая II, с населения было сложено еще около 50 млн.руб. продовольственных долговxxxvii.
Кроме сложения долгов принимались и другие меры, облегчавшие положение нуждающихся.xxxviii
Всего за 1891-1900 гг. правительство отпустило на поддержку населения в годы неурожаев 232 млн. руб., из которых 211 млн.руб. ( 90,9%) подлежали возврату. На деле же население вернуло лишь около 19 млн.руб., а большую часть долгов Власть аннулировала.xxxix
При этом бюджет страны в эти годы составлял порядка 1440 млн.рубxl. Понятно, каким тяжелым бременем ложились на Казначейство продовольственные расходы. Тем не менее государство продолжало эту политику.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Крещение цесаревича Алексея стало поводом для новых и воистину царских милостей подданным. В частности, со всех вообще крестьян манифест слагал недоимки по выкупным, земским и другим сборам, накопившимся на день его издания (!). Очень серьезное облегчение - даже в сравнении с предыдущими актами - вновь получили крестьяне, пострадавшие в прежние годы от неурожаев.xli В наиболее задолженных губерниях слагалось две трети, а в остальных - половина продовольственных долгов, причем со всех должников, без различия их состоятельности. Кроме того, полностью освобождались от них те семьи, члены которых были призваны из запаса в действующую армию и во флот во время войны с Японией. В сумме речь шла, как минимум, о 73 млн.руб.
Кроме того, правительство предоставляло возможность продлять платежи по всем видам задолженности, проводя, если так можно выразиться, «конверсию недоимок». Я говорил уже, что этот своего рода патерналистский «социализм», безусловно, воспитывал у крестьян (и не только) социальное иждивенчество.
Тем самым политику правительства невозможно трактовать как враждебную народу. Лично у меня создается впечатление, что Власть уже как бы и не знает, как и чем она еще может угодить подданным.
Разве что вообще отменить все налоги...
Полагаю, теперь можно судить о том, насколько были даже не предвзяты, а элементарно непорядочны с точки зрения научной этики подходы дореволюционных социалистов к проблеме крестьянских платежей.
А как решались налоговые проблемы после 1917 г.?
Сейчас нет возможности подробно говорить об аграрной политике большевиков. Я хочу лишь привести некоторые ее характеристики, которые дает один из ведущих аграрников первой трети ХХ в. Л.Н. Литошенко в своей уникальной книге «Социализация земли в России»xlii.
Если продразверстка - сюжет более или менее понятный, то о разрушительном влиянии на жизнь деревни трудовой повинности как компоненте военного коммунизма известно куда меньше (оставляя в стороне «Доктора Живаго», в какой-то мере дополняющего приводимую ниже информацию).
«Социалистиче¬ское правительство считало себя вправе распоряжаться лич¬ностью своих подданных и заменять частнохозяйственные стимулы к труду. Обязательная трудовая повинность должна была дать возможность «планомерного» распределения и использования наличных запасов рабочей силы в стране для надобностей социалистического хозяйства.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Главные запасы этих сил находились в деревне, куда укрылась от голода и значительная часть пролетариата. Есте¬ственно, что лично-трудовые обязательства всею тяжестью своей должны были лечь именно на сельское население.
Запасы рабочей силы для разного рода хозяйственных целей черпались из деревни двумя способами. Во-первых, она поставляла кадры для регулярных «трудовых армий», орга¬низованных в определенные единицы и работавших на разных трудовых «фронтах». Во-вторых, на деревенское насе¬ление возлагалось выполнение целого ряда эпизодических и периодических работ, требовавших массового приложения неквалифицированного труда и, главное, массового исполь-зования транспортных средств крестьянского населения.
Второй вид трудовых повинностей лег на крестьянское хозяйство несравненно более тяжелым бременем, чем пер¬вый. Грандиозные планы Троцкого о милитаризации труда окончились почти ничем....
Гораздо ощутительнее для крестьянина оказались так на¬зываемые «периодические» и иные нерегулярные натурально-личные повинности. За два года существования декрета о всеобщей трудовой повинности, на крестьянина и его лошадь был возложен целый ряд всевозможнейших «общественно-необхо¬димых» работ. Крестьянин вывозил на станции и на ссыпные пункты отобранный у него же самого хлеб, сводил лес, пилил и возил в город дрова, перевозил с места на место бесчисленную советскую администрацию, расчищал от заносов железнодорож¬ные пути, разгружал и нагружал вагоны, чинил проселочные дороги, обрабатывал поля и убирал хлеб для красноармейцев, прудил мельничьи плотины, подметал городские вокзалы и ули¬цы, собирал для топлива еловые шишки.

Весь этот тяжелый труд, требовавший участия не только самого «трудообязанного», но и его рабочего скота вместе со скудным транспортным инвентарем, почти не оплачивал¬ся. За целый день труда взрослого мужчины с телегой и ло¬шадью «выдавали» ничтожный «паек», состоящий из фунта хлеба, шепотки соли, коробки спичек, чаше всего десятка фунтов овса для лошади. В большинстве случаев даже эти нищенские нормы оплаты труда оказывались фактически невыполненными. По признанию официального отчета «об¬щие цифры задолженности» государства населению достигают огромных размеров». Один только Главный лесной ко¬митет остался должен населению 23,5 млрд рублей деньгами, 180 пудов жиров, 13 293 пуда мяса, 63 пуда чая и т. д. Нередко повинности крестьянского населения вообще счи¬тались бесплатными». В лучшем случае труд крестьян был оплачен не более как на 8% его действительной стоимости.
В итоге и сами «трудообязанные» и их работодатели смотрели на раз-ного рода «пайки» и денежные выдачи как на подачки, име¬ющие целью несколько скрасить настроения работающих. Установился, по существу, правильный взгляд, что трудовая повинность основана не на договорном начале, но представ¬ляет собой образец подневольного, обязательного и бесплат¬ного труда (ср. общественные работы во время продовольственных кампаний до революции - М.Д.)
Обременительность трудовых повинностей усиливалась организацией их выполнения. Основные декреты по этому по¬воду имели в виду только интересы административно-хозяй¬ственных органов и не содержали никаких норм, охраняющих интересы «трудообязанных».
Право пользования трудовой повинностью было предоставлено не только различным цент¬ральным «чрезвычайным» комиссиям по снабжению топлива, по борьбе с заносами, пожарами, вредителями и т. п., но и мест¬ным советским властям. На почве же «местных нужд» вырас-тали самые уродливые формы эксплуатации городом деревни. Каждый уездный город или губернский Совет считал себя пол¬ным хозяином личных сил и транспортных средств подчинен¬ных ему деревень.
В административных органах, особенно про¬винциальных, сосредоточились отбросы городской культуры, не имеющие часто никакого представления об условиях деревен¬ской жизни. Они могли искренне верить, что крестьянская ло¬шадь работает без корма 24 часа в сутки, а крестьянское хо¬зяйство представлялось им неисчерпаемым источником не только продовольственных ресурсов, но и свободного запаса живой силы, которым правящий класс пролетариев распоряжается по своему усмотрению.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Нет той экономической бессмыслицы, которая не была бы испробована в виде обяза¬тельных заданий для трудовых повинностей. Описывать их - значило бы пуститься в расследование изобретательности каж¬дого уездного совета и комитета труда.
...Всякий, кому приходилось зимой 1920 г. проезжать про¬селочной дорогой, помнит незабываемую картину принуди¬тельной организации труда. Снежные поля, пустынное шос¬се, черные пятна павших при исполнении обязанностей ло¬шадей по сторонам дороги, изредка советские трактиры с одной горячей водой, одинокий, бесконечно длинный, еле дви¬гающийся обоз с «советскими» дровами и неизменные через каждые 15-20 верст «засады» заградительных отрядов, тщательно перерывающие возы с дровами, чтобы найти и ото¬брать запрещенные к провозу продовольственные припасы.
Нет никакой возможности сколько-нибудь полно и точ¬но определить в цифрах объем выполненных деревенским населением трудовых повинностей и ущерб, нанесенный ими крестьянскому хозяйству...
Отдельные, ограниченные небольшой территорией подсчеты дают поразительные цифры. Один автор-коммунист попытался подсчитать по документальным данным, какую работу пришлось выполнить людям и лошадям его родной волости в порядке трудо¬вых повинностей. Оказалось, что 2 000 лошадей, насчитывавших¬ся в этой волости, за один 1920 г. прошли по приказам Советской власти не менее 500 тыс. верст, т. е. десять раз объехали по эквато¬ру земной шар. Исследованная волость вовсе не принадлежит к числу исключительных, и усердие местных органов власти не вы¬ходит за пределы нормального»xliii.
Литошенко, проанализировав данные по 6 губерниям, представля¬ющих разные хозяйственные районы России, делает вывод о том, что «нет ни одной губернии, где трудовая повинность отнимала бы ме¬нее одного рабочего месяца в год мужского и женского тру¬да вместе. В среднем по всем 6 губерниям затрата рабочего времени составляет 62 дня на одно хозяйство, или около 2,5 рабочего месяца. Нужно заметить, что в этой сумме преоб¬ладает более дорогой и ответственный в сельском хозяйстве труд мужчины, на долю которого приходится 2 месяца, или 80% трудовых повинностей. Кроме того, каждое хозяйство в среднем отдавало государству 40 рабочих дней лошади.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Если мы теперь сопоставим трудовые повинности с об¬щим запасом рабочих сил в хозяйстве, то окажется, что в среднем по всем губерниям принудительный труд отнимал 11,3% мужской рабочей силы, 3,2% женской и 9,7% лошади¬ной. Это значит, что каждый мужчина в крестьянской семье отдавал социалистическому правительству каждый 9-й день своего труда, каждая женщина трудилась по приказу того же правительства каждый 30-й день и каждая лошадь в крес¬тьянском хозяйстве работала для государства один из деся¬ти своих рабочих дней.
Но эти средние цифры еще не говорят всей правды, потому что объем трудовых повинностей колебался по отдельным губерниям. Если в губерниях Орловской, Владимирской и Тульской принудительный труд отнимал все¬го 5-6% рабочего времени каждого взрослого мужчины, то в Новгородской губернии этот коэффициент социалистичес¬кого использования рабочей силы поднимался до 11%, а в Уфимской и Северо-Двинской приближался уже к 20%. Даже в пределах одной и той же губернии обнаруживаются значи¬тельные расхождения. В Северо-Двинской губернии зарегистрированы хозяйства, отдававшие до 100 мужских и столько же женских дней работы. Во Владимирской есть не-сколько случаев, превышающих 50 дней труда и т. д.
Никакой закономерности в колебаниях этих цифр искать не следует... Пестрота раз¬меров трудовых повинностей больше всего объясняется случай¬ными причинами и произволом местных властей.
Но как раз этот произвол и ощущался болезненнее всего.
Крестьянин не мог располагать ни своим временем, ни своей лошадью, ни своей телегой. Всегда, зимой и летом, во время отдыха и на полевых работах, могло явиться началь¬ство и потребовать его к отбыванию социалистической по¬винности. Последние разрушали его здоровье, губили лошадей и ломали последний инвентарь, не давая взамен ни ма-териальных компенсаций, ни морального удовлетворения. Троцкий думал, что «аппарат трудовой повинности» на прак¬тике приучит крестьянскую массу к особенностям «нового режима» и разовьет в ней социалистические навыки. На деле трудовая повинность будила не мечты о земном рае, а вос¬поминание о недавнем прошлом, когда крестьянин был проч¬но опутан узами крепостного права.
Вместе с этими воспоминаниями возрождалась и психика подневольного труда.
С одной стороны, стремясь ускользнуть от гужевой повинности, крестьянин сокращал численность сво¬его рабочего скота, недостаток же последнего заставлял ухуд¬шать обработку почвы и сокращать площадь посева.
С другой стороны, чувствуя себя в полной зависимости от произвола местной власти и отдавая социалистическому государству не только продукт своего труда, но и самые силы и здоровье свое, крестьянин переставал сознавать себя свободным хлебопаш¬цем, терял интерес к ведению хозяйства, опускал руки и пере¬ходил на положение ленивого и лукавого раба.
Если продовольственные разверстки уменьшали стимулы к производству и сокращали площадь посевов крестьянских хозяйств, то транспортная повинность сокращала наличность живого и мертвого инвентаря, а трудовая - убивала саму душу крестьянского хозяйства, его волю к свободному труду»xliv.
Далее Л.Н. Литошенко определяет реальные размеры повинностей, которые свалила на крестьянство новая власть: «Принудитель¬ное отчуждение продуктов в общей сложности составляет от 33 до 88 руб. на хозяйство в разных губерниях. По расчету на средний семейный состав хозяйства это составляет от 5,3 до 13,6 золотого рубля подушной подати; десятина посева уплачивает 8-23 рублей золотом. Неравномерность обложе¬ния сочетается здесь с высокими абсолютными размерами податного бремени.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Что касается трудовой повинности, то по своим абсо¬лютным размерам стоимость отданного государству труда мало уступает ценности взятых им продуктов. В общем, мож¬но заметить, что принудительные отчуждения продуктов были наивысшими в производящих хлеб губерниях, а трудо¬вая повинность ложилась более тяжелым бременем на насе¬ление потребляющей лесной полосы России.
В итоге все крестьянство находилось приблизительно в одинаковых условиях. Продуктами своего хозяйства и лич¬ным трудом оно уплачивало в пользу социалистического го¬сударства огромную подать в 127,3 руб. на хозяйство. По расчету на душу населения и десятину посева это составля¬ет 19,5 и 31,8 золотого рубля.
Разрушительная сила налогов такого размера очевидна сама собою. Она еще резче бросается в глаза при сопостав¬лении с тяжестью податного бремени нормального времени».
В абсолютном выражении податное бремя на одно хозяйство в 1920/1921 г. превышало довоенную норму в среднем в 9 раз, а по расчету на душу населения - «каждый сельский житель от¬давал в 1920/21 г. государству трудом и продуктами ровно в 10 раз больше, чем при старом режиме»xlv.
По разным губерниям в нормальное время взималось в среднем 1,4% валового дохода. В 1920/21 г. доля государства дает уже между 8,4 и 17,3% (соответственно в потребляющих и производящих губерниях - М.Д.) . В среднем тяжесть обложения возросла в 6-12 раз, и это не считая трудовой повинности.
Словом, каким способом ни измерять налоговое бремя, крестьянин оказывается в жестоком проигрыше уже при сопо¬ставлении одних сумм и ставок прежних и нынешних налогов.
Для полноты картины необходимо напомнить, что в смыс¬ле обременения плательщика формы взимания налога имеют не меньшее значение, чем ее размеры. Это установлено еще А. Смитом в его знаменитых четырех правилах налоговой политики. Система советских налогов кажется построенной на принципиальном отрицании каждого из них.
Вместо налогового равенства мы имеем исключительно неравномерное, неспра¬ведливое и несогласованное с хозяйственными силами платель-щиков обложение.
Вместо определенности налогов - судорож¬ное изъятие на глаз установленных «излишков», совсем по Смиту «поощряющее нахальство и содействующее развращению сбор¬щиков податей».
Вместо наибольшего удобства уплаты налога - наиболее тяжелая натуральная форма налогов, связанная для плательщика с рядом добавочных обременений в виде под¬воза, ссыпки и хранения продуктов.
Вместо дешевизны взима¬ния, наконец,- громаднейший аппарат людей, складов, транс¬порта и упаковочных средств, поглощающих иногда до 50% со¬бранных продуктов.
Мы не говорим уже о средневековых жестокостях, со¬провождавших взимание разверсток и налогов, о «милитари¬зации» продовольственного дела, о лишении свободы распо¬ряжения своей личностью всех «трудообязанных». Эти сто¬роны социалистической налоговой системы не могли быть предусмотрены в гуманный век Смита.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Подведем теперь итог описанным выше плюсам и ми¬нусам революции. Конфискация земель нетрудового поль¬зования и дополнительное наделение обманули ожидания кре¬стьянства. Выгодная для сельского хозяйства конъюнктура войны и первого года революции быстро уступила место со¬кращению покупательной силы крестьянства и понижению ее по сравнению с продуктами промышленности. Освобождение от прямых и косвенных денежных налогов сменилось бесто¬варьем и неизмеримо более тяжким натуральным обложе¬нием. Формы взимания налогов заставляли вспоминать об остатках средневековья и крепостного права. Баланс совет¬ской политики явным образом складывался не в пользу крестьянского хозяйства. Революция возлагала на него не¬сравненно более тяжкое бремя, чем снимала»xlvi.
Могла ли власть, которая так начала, измениться?
О «Великом переломе» говорить не приходится - за чей счет строились заводы и Днепрогэс понятно. Но может быть после 1945 г. ситуация стала другой?
Вот что пишет об этом В.Е. Зима: «Война и голод 1946-1947 гг. обнажили противоречия колхозно-совхозной системы. Даже немногие более-менее крепкие общественные хозяйства были обессилены и не обеспечивали содержание работникам. По причине крайней дороговизны хлеба и расстройства личных подсобных хозяйств население не могло оплачивать растущие налоги. Многократно возросшие недоимки оказали губительное воздействие на государственный бюджет страны. Правительство не видело иного выхода, кроме очередного повышения налогообложения и усиления правовой ответственности за несвоевременный расчет.
Послевоенная система налогообложения состояла из нескольких видов государственных и местных налогов. К государственным относились два самых крупных сельскохозяйственный и подоходный (для рабочих), а также налог на холостяков, одиноких и малосемейных граждан, рыболовный (разрешавший ловлю рыбы) и т.п. Местные налоги объединяли: налог со строений, земельную ренту, разовый сбор на колхозных рынках, сбор с владельцев транспортных средств вплоть до велосипедов, сбор с владельцев скота и налог со зрелищ.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Почти каждая семья в деревне всегда подвергалась самообложению, которое в отличие от налога являлось добровольным сбором. Решение о самообложении принималось на общем собрании большинством граждан селения. Полученные средства предназначались на проведение и ремонт дорог, постройку и ремонт школ, больниц, клубов.
Только незначительная часть этой суммы расходовалась по назначению. В связи с ростом затрат на вооружение безудержно росло налоговое бремя. Размер налога повысился в 1948 г. по сравнению с 1947 г. на 30%. По измененному закону вдвое повысилось налоговое давление на единоличников и бывших колхозников. Сумма налогов на единоличное крестьянское хозяйство была на 100% выше, чем с хозяйства колхозника.
Хозяйства колхозников облагались сельхозналогом с учетом размеров дохода, получаемого с каждой головы скота, площади посева каждой сельскохозяйственной культуры, количества фруктовых деревьев и т.д.
Завышенный сельхозналог вынуждал жителей деревни за бесценок сбывать свою продукцию на рынке. Чтобы заплатить денежный налог, крестьянин должен был продать на рынке почти всю произведенную в хозяйстве продукцию.
Средняя по центрально-черноземным областям сумма налога, предъявляемого к уплате на одно хозяйство колхозника, в 1950 г. составила 559 руб. против 217 руб. в 1947 г. - увеличение в 2,5 раза.
Причину несвоевременного получения денег по налогам правительство видело в неудовлетворительной организации работы финансовых органов, недостаточном внимании местных партийных и советских органов к выполнению финансовых планов на селе и проведению агитации среди колхозников, поэтому отвергались все предложения о снижении норм доходности и уменьшении суммы сельхозналога.
В целом сумма сельхозналога с учетом всех повышений возросла в 1952 г. по сравнению с 1951 г. в среднем в 1,5-2 раза. Закон о сельскохозяйственном налоге 1952 г. отменил льготы для хозяйств сельских учителей, врачей, агрономов и других сельских специалистов, а также для лиц, работающих на подземных объектах в угольной промышленности.
Засилье налогов вызвало бурную реакцию протеста со стороны руководства республик, краев и областей.
По огромному потоку жалоб доведенных до отчаяния людей можно судить об отношении граждан к методам по укреплению дисциплины и к налоговой политике в деревне. Как и в коллективизацию, люди не могли понять, в чем состоит их вина и за что такая кара. Те же, кто чинил расправу, всегда оказывались правы, потому что никто из крестьян не мог знать содержание секретных указов и порядок их исполнения.
Если жалобы граждан доходили до правительства, то их проверка обязательно возлагалась на областные, краевые, республиканские организации, которые командировали на места своих представителей. Этим неписаным правилом советской бюрократии судьба каждого жалобщика отдавалась в руки тех, против кого он осмеливался выступить. На беззащитную жертву обрушивались самые изощренные преследования.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Почти каждое дело завершалось отказом. Так, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Шверник 15 апреля 1949 г. принял инвалида войны 1-й группы (слепого, без обеих рук) орденоносца И.М.Ларионова, проживавшего в селе Дмитровский погост Коробовского района Московской области, в связи с его просьбой снять с хозяйства налоги и поставки в 1949 г. из-за тяжелого материального положения семьи, состоящей из шести человек. На запрос из Москвы Коробовский райисполком, обследовавший материальное положение семьи Ларионова, ответил, что удовлетворить просьбу инвалида об освобождении от налогов и поставок не может. Принимая окончательное решение, Шверник полностью согласился с мнением райисполкома. Как показал анализ других дел, это было правилом в деятельности главы советского парламента.
Людской протест против репрессий и налогового произвола выражался в разнообразной, порой необычной форме.
Доведенные до отчаяния колхозники поджигали дома наиболее рьяных активистов, убивали ненавистных председателей колхозов, секретарей местных парторганизаций, уполномоченных по заготовкам. Такие действия расценивались как антисоветские террористические акты. Расследованием занималась не милиция, а органы госбезопасности, безжалостно подавлявшие всякое сопротивление указу. Попутно производилось изъятие оружия у населения. Многие сельские фронтовики были осуждены и получили срок за хранение именного оружия.
Вследствие названных государственных мероприятий разрушение деревни в конце 40-х - начале 50-х гг. стало катастрофическим. В 1951 г. производство зерна составляло 82%, подсолнечника - 65%, льноволокна - 55%, картофеля -77%, овощей - 69% от уровня 1940 г. Поголовье скота в колхозах уступало его численности в 1940 г. По плану намечалось иметь в 1951 г. в колхозах 34 млн. голов крупного рогатого скота, 18 млн. свиней, 88 млн. овец и коз, а имели соответственно 28, 12, 68 млн. голов. Государственные закупки зерна, подсолнечника, картофеля, овощей на шестом году мирного времени уступали уровню довоенного 1940 г.
Поголовье скота в хозяйствах колхозников продолжало сокращаться, и в 1951 г. по количеству коров, свиней и овец находилось ниже уровня военных лет. Процент бескоровных хозяйств колхозников в 1951 г. по сравнению с 1946 г. значительно увеличился. Как минимум две пятых всей численности колхозных дворов не имели коров. В то же время административно-правовое и налоговое насилие давало возможность государству отчислять в бюджет огромные денежные средства. По СССР общая сумма сельхозналога выросла с 1,9 млрд. руб. в 1940 г. до 8,3 млрд. руб. в 1951 г., т.е. в 4,3 раза.
Рост налогов вдвое опережал рост доходности колхозов, совхозов и личных хозяйств. Одновременно производилось изъятие зерна в колхозах и совхозах с целью увеличения госзапасов и наращивания экспорта. В 1948 г. в закромах государства оказалось 23,8 млн. т зерна, т.е. на 4,8 млн. т больше, чем в 1947 г. и на 2,8 млн. т больше, чем в довоенном 1940 г. И это при том, что производство зерна в СССР в 1947-1948 гг. было на 1/3 меньше, чем в 1940 г.
Экспорт зерна в 1948 г. достиг 3,2 млн. т, что было в 2,5 раза больше, чем в 1940 г. Во все последующие годы вывоз зерна за рубеж нарастал (в 1952 г. - 4,5 млн. т). Поставки (в основном пшеницы) производились в 1948-1953 гг. в Албанию, Болгарию, Венгрию, Восточную Германию, Румынию и другие соцстраны, а также в Англию, Австрию, Голландию, Данию, Израиль, Индию, Пакистан, Финляндию, Швецию и др.
Пренебрежительное отношение руководства страны к потребностям собственного народа привело к тому, что во многих колхозах и совхозах, пострадавших от засухи 1948 г., люди голодали весной и летом 1949 г. Рождаемость в СССР в 1948 г. снизилась даже по сравнению с голодным 1947 г.: в Москве упала на 25%, в Ленинграде - на 22%. В 1949-1953 гг. существенных сдвигов к лучшему не произошло. При этом сельское население СССР постоянно сокращалось в среднем на миллион человек в год.
По сути, именно в эти годы и возникают те безлюдные деревни, которые ныне исчисляются сотнями. Население городов России в 1945-1953 гг. увеличилось на 13 млн. человек. Ежегодный механический прирост городского населения СССР в тот же период поднялся до 2 млн. человек»xlvii.
Комментарии здесь излишни.
Статистика против публицистики: акцизные платежи и праздники
Вернемся в эпоху конца XIX - начала XX вв.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Следующая важная характеристика благосостояния населения - неуклонный рост акцизных доходов, и не только от водки, что подтверждают многочисленные нарративные источники, фиксирующие несомненный рост потребления таких продуктов, как чай, сахар, табак, керосин.
Таблица 10. Акцизные доходы в 1890-1913 гг.
сахарный    Табачный    Нефтяной    Спичечный    Питейный    Доход с
ГОДЫ    Доход    Доход    Доход    Доход    доход    папирос.
гильз и бу-
1890    21629,3    26859,8    10567,7    4720,7    268239,3    маги
1891    20857,4    27547,8    10174,8    4690,2    247388,6   
1892    27702,6    28325,3    12929,2    5163,0    268934,4   
1893    30340,3    30499,9    16369,2    6585,6    260729,2   
1890-93    25132,4    28308,2    12510,23    5290,0    261322,9   
1894    41230,3    32607,4    18927,5    7466,6    297281,3   
1895    47686,6    34545,1    19680,2    7453,2    308896,1   
1896    42657,2    35008,9    20817,5    7274,0    321802,8   
1897    55476,8    35288,4    22842,2    7076,3    332482,5   
1898    58596,3    37458,2    23469,7    6920,0    391928,9   
1894-98    49129,4    34981,6    21147,4    7238,0    330478,3   
1899    67509,7    38874,6    26154,9    6822,0    420947,2   
1900    63160    41198,3    25154,9    7368,6    434493,3   
1901    71757    45696,7    28599,9    7932,0    476006,5   
1902    81281    45363,2    29597,1    8162,0    523483,4   
1903    75541,8    49028,6    31961,9    8071,0    576460,9   
1899-1903    71849,9    44032,28    28293,74    7671,0    486278,3   
1904    78816,9    48719,1    34688,3    7672,0    573278,2   
1905    78734,0    46586,0    29948,0    10818,2    639135,4   
1906    108826    59902,7    29863,3    14991    736897,5   
1907    101467    54050,2    36832,6    15871,3    748258,1   
1908    93612,7    56209,2    41655,7    16709,4    748057,6   
1903-08    92291,3    53093,4    34597,6    13212,3    689125,4   
1909    107398    45362,2    41841,4    17232,6    759044,9    3533,7
1910    127323    50476,5    46910,0    18464,7    811047,8    4576,9
1911    122714    66342    42487,8    18639,4    830796,4    4555,8
1912    127765    72593,5    50038,0    19353,9    873591,2    4416,7
1913    149161    78738,8    47903,1    20131,1    952810,4    4874,6
1909-13    126872    62702,6    45836,06    18764,34    845458,1    4392
Рост    590%    193%    353%    326%    355%    37,9%
Источник: Ежегодники Министерства финансов на 189... год.
Из таблицы 10 нетрудно увидеть, что у населения находились деньги не только на спиртное. Особого внимания заслуживает рост сахарных акцизов почти в 7 раз за 1890-1913 гг. В 1890 г. производство составило 15,3 млн.пуд., в 1900/1 г. в стране было выработано 30,4 млн.пуд. рафинада, в 1906/7 г. - 41,3 млн.пуд., в 1909/10 г. производство перевалило за 50 млн.пуд., а в 1912/13 г. составило 57,8 млн.пуд., т.е. на 90,6 % больше, чем в начале века. При этом, если в 1902-1906 гг. можно говорить о ежегодном росте цены пуда рафинада на 15,6 коп., то в 1906-1912 она ежегодно снижалась в среднем на 18 коп., а в 1911/12 г. упала до самого низкого уровня за 1890-1913 гг.xlviii
За эти годы для населения сахар определенно перестал был деликатесом, хотя, возможно, и не в каждом доме он стал повседневным продуктом. Но ведь раньше нельзя было и подумать о том, что он станет настолько доступен!
Следующий момент.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Ни в одной стране Европы не было такого огромного количества нерабочих дней, как в России.xlix
Принципиально важно, что после 1861 г. у крестьян примерно на месяц увеличивается число выходных и праздничных дней (см.табл.11).l Этот факт опровергает распространенное мнение о крайне напряженном бюджете трудового времени у российских крестьян, которые в силу плохого климата вынуждены работать, не покладая рук, и не успевают обработать должным образом свою землю.
Таблица 11. Число рабочих и праздничных дней у крестьян в XIX-начале ХХ в.
1850-е гг.    1872 г.    1902 г.
Абсолют.    %    абсолют.    %    Абсолют.    %   
Число рабочих дней        135    38    125    34    107    29   
Общее число нерабочих дней    230    62    240    66    258    71   
в том числе праздничных    95    26    105    29    123    34   
Источник: Миронов Б.Н. Социальная история России. т.2, с.308.
Значит, люди могли позволить себе праздновать - и им было, на что это делать!
Размеры потребления спиртного и обилие праздников - темы, рассуждать на которые народники считали неполиткорректным и в своих писаниях они «деликатно» обходили их стороной. Эти сюжеты явно разрушало гармонию создаваемого ими упрощенного варианта крестьянского апокалипсиса, при котором земледельцы потребляли только углеводы, питаясь одним хлебом (которого еще и не хватало!) и запивая его водой. Поэтому указания оппонентов на то, что противоречило этой установке, они просто игнорировали, словно этой стороны жизни крестьян как будто и не было в природе.
Впрочем, изредка встречалась и другая стратегия. В период работы Совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности многие местные Комитеты со вкусом рассуждали на одну из любимых тем - о том, что крестьянская земля не окупает платежей их домохозяйства. В доказательство приводились составленные Комитетами бюджеты волостей и уездов.
П.П. Дюшен сообщает основные параметры бюджета Велейской волости Опочецкого уезда Псковской губернии: «Доход крестьянского населения волости от земледелия показан в сумме Р.С. 373 406,25 (за исключением семян); расходы: на все повинности Р.С. 35987.70, на продовольствие людей, скота и все прочие „жизненные (потребности - М.Д.) - Р.С. 40174 и на покупку вина (sic!- помета Дюшена - М.Д.) Р.С. 402281; в дефицит волости определяется в Р.С. 63773, а потому, по мнению исследователя, доходность крестьянских наделов не окупает их всех платежей».
То есть, исходя из этих данных, на водку тратится в 10 раз больше, чем «на продовольствие людей, скота» и др.

«Но неужели исследователь Велейской волости», - вопрошает Дюшен, - «серьезно убежден, что крестьянская земля должна окупать всю сполна выпитую Велейской волостью водку? Неужели слова Положения 19 февраля 1861 г. «для обеспечения быта крестьян и для обеспечения их обязанностей перед Правительством» (интеллигенция постоянно ссылается па эту фразу общих и местных Положений 19 февраля 1861 г.) означают, что крестьяне были наделены землей помещиков с той целью, чтобы доходы этой земли шли на водку, чтобы крестьяне немилосердно спивались на эти доходы?»li.
Эпизод, как можно видеть, абсурдный и курьезный одновременно.
Здесь одно из двух. Либо абсурдность подобной логики настолько не очевиднасоставителю бюджета (который был не одинок среди участников совещания), что он встраивает эти нелепые рассуждения в такой серьезный контекст, как работа Особого совещания, призванного решать судьбы страны, и тогда мы просто имеем дело с неумным человеком.
Либо это зачастую свойственный народникам «энтузиазм наглости». С таким же беззастенчивым пафосом они поддерживали стремления «голяков» к переделам земли. Земские статистики-народники яростно осуждали тех крестьян, которые не желали отдавать свои удобренные полосы лодырям и пьяницам, квалифи¬цируя их как «грубо-эгоистических членов общества, чуждых этических, альтруистических и социальных мотивов, пред¬ставителей поддонков полукультурных слоев», или просто именуя «кулаками, мироедами, коштанами, глотками, в лучшем случае-«зажиточными и притом жадными» крестья¬нами, богатеями и т.д.»lii.
Интересные у народников были представления о социальной справедливости.
И как легко быть нравственным за чужой счет!
А вот пример бюджета из другого региона России: «В Винницком уезде на наличную душу приходится земли 0,67 дес., на двор 3,8 дес; 8% домохозяев имеют лишь одну усадьбу. 2,3%- безземельные и 14% с полными наделами. В среднем крестьяне получают 12 рублей в год на душу валового дохода с земли, а на двор 70 рублей, с десятины 18 рублей. Платежей всякого рода приходится со всего крестьянского населения уезда 311.345 р.- в среднем на десятину 2 р. 55 к., а на двор 9 р. 70 к. (ср. выше с 1918-1920 гг. - М.Д.) Недоимок в Винницком уезде числится только 1,25% всей суммы сборов. Такое благоприятное положение уезда объясняется исключительно местными заработками, исчисляемыми на Р. С. 2.100.000, на двор 130 руб., на десятину 35 руб. К сожалению, выпитая населением водка ложится на каждый двор в сумме 25 р., т. е. в 2,5 раза превышает налоги (с выкупными)»liii.
В 1914 г. вышел «Сборник задач антиалкогольного содержания (пособие при преподавании арифметики в низших классах всех ведомств)», составленный на основании официальных источников и обширной литературы.
Вот некоторые из этих задач: «2. Каждый житель России (на круг) пропивает ежегодно на водке 5 р. 4 к., на пиве 1 р. и на вине 68 к. Сколько всего денег он пропивает?..
50. Ежегодно каждый житель России на круг получает доходу 60 р. 48 коп., а пропивает из него 6 р.72 к. Какую часть своего дохода пропивает ежегодно Россия?..
60. В прошлом (1913) году население России выпило (приблизительно) 2.000.100.000 бутылок водки. 13.334 бутылки, уставленные в ряд одна за другою, занимают расстояние в 1 версту. Сколько верст займут все выпитые бутылки, если их уставить таким же образом? Во сколько раз это расстояние будет больше земного экватора, длина которого равняется 37.500 верст?..
90. Каждый русский выпивает в год (на круг) по 12 бутылок водки. Если бы он вместо этого яда съедал то количество хлеба, из которого выкуриваются эти 12 бутылок, то 1) сколько ему приходилось бы ежегодно лишнего хлеба и 2) сколько бы он сберегал денег от такой замены? 1 бутылка водки выкуривается из 4 фунтов 10 лотов 2 золотников хлеба, фунт которого стоит 3 коп. (1 бут.водки стоит 42 коп.)»liv.
Все это было бы смешно...
Праздники реально мешали использовать оптимальное время для посева. А.С. Ермолов писал: «Пасха иной раз в самую пору ярового посева приходится, и вместо того, чтобы это лучшее для посева время использовать, они восемь, а то и десять дней празднуют, считая грехом на Пасху не только в первые дни, но и во всю неделю работать.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

В первой же половине августа, тоже в лучшее время для посева, - опять ряд праздников...И оттягивается таким образом озимый посев до второй половины августа, а иногда и начало сентября прихватывает, что уж совсем плохо.
....О вреде праздников было уже немало говорено и писано, приняты меры к тому, чтобы устранить прежнее обязательное празднование некоторых дней, но дело оттого нисколько не стало лучше, и ... в 1906 году в некоторых губерниях задержка ярового посева по случаю празднования Пасхи сильно повлияла на урожай»lv.
Так смотрел на проблему министр.
А вот мнение на этот счет А.В.Байкова, жителя деревни Конной Сычевского уезда Смоленской губернии, одного из тех крестьян, для которых Столыпинская аграрная реформа стала началом не просто новой, но настоящейжизни. Юрьевский пишет: «Байкову теперь 70 лет, но это бодрый человек, продолжающий трудиться на благо своего родного края. Байков уже давно нажил крупное земельное и денежное состояние, но продолжает жить попросту, по старинке...
"Лучше ли стало жить на хуторах и отрубах? - говорит А.В. Байков. - Да, лучше и много лучше, но одна беда - это праздники и связанное с ним пьянство». Его рассказ позволяет понять, почему после 1861 г. увеличилось число праздников, притом «в самое страдное время, когда у нас поденная плата доходит до 1 р. - 1 р. 40 коп. в день!
...А иностранцы еще говорят, что наш мужик беден! Да нехай любая наикультурнейшая страна в свете попробует при летнем периоде в 5-6 месяцев, а не в 9-10, как в Западной Европе, пускай, говорю, попробует отпраздновать 200 дней в году, да притом по преимуществу летом, - да у них и потрохов не останется...
В старину говорили, что земля стоит на трех китах. А теперешние наши русские киты, это - невежество, праздники и пьянство... На этих китах не устоишь...И Россия ждет богатыря, своего Еруслана Лазаревича, который избавит ее от этих чудовищ»lvi.
Дождалась Россия, увы, других «богатырей», Владимира Ильича и Иосифа Виссарионовича, но это другая тема, хотя и сопряженной с этой.
То, что народники как бы и не замечали ни обилия праздников, ни роли расходов на алкоголь в крестьянских бюджетах, еще раз демонстрирует, насколько предвзято они оценивали окружающий мир.
В утилитарных целях они акцентировали внимание на тех сегментах действительности, которые работали на их пропаганду, игнорируя то, что противоречило их установкам.
Статистика против публицистики: анализ железнодорожных перевозок
Мной были проанализированы 135 динамических рядов, включающих, во-первых, данные о размерах урожаев и экспорта главных хлебов, во-вторых, стоимости всего хлебного вывоза, величине питейного дохода, акцизных доходов с сахара, табака, нефтепродуктов, спичек, и, в-третьих, сведения о перевозке 115-ти важных народнохозяйственных и потребительских товаров и грузов за 1894-1913 гг.lvii, а также еще 15-ти за 1901-1913 гг. содержащиеся в «Сводной статистики перевозок по русским железным дорогам», тарифной статистике Министерства финансовlviii.
Железнодорожные перевозки - важный и ясный показатель уровня развития народного хозяйства в каждый данный момент времени, по которому можно судить о динамике развитии промышленности и торговли, о степени товарности сельского хозяйства, о развитии рынка в целом и, соответственно, о динамике покупательной способности населения и др.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Для каждого показателя вычислялись, во-первых, средние ежегодные приросты, полученные при построении линейных трендов указанных динамических рядов. Поскольку 1894-1913 гг. охватывают основную часть промышленного подъема 1890-х гг. - 1894-1900 гг., период кризиса и депрессии 1901-1908 гг. и предвоенного подъема 1909-1913 гг., то я, во-вторых, сравниваю средние арифметические показатели по каждому из этих периодов.
В-третьих, был проведен корреляционный анализ всех 135-ти динамических рядов за 1894-1913 гг. (за вычетом трендов, т.е. остатков)
В таблицах 12 и 13 представлены наиболее важные продукты и их группами, перевозки которых отражают как динамику промышленного и сельскохозяйственного производства, участие в котором увеличивало как народное благосостояние, так и потребление населения.
Таблица 12. Перевозки промышленной продукции в 1894-1913 гг. (тыс.пуд. и %)
Т О В А Р Ы И Г Р У З Ы    Тренд    Среднее    Среднее    Среднее    100%    Среднее    Среднее
1894-1913    1894-1900    1901-1908    1909-1913    1894-1900    1901-1908    1909-1913
Все товары и грузы по ж.д.    257295    3204614    4609171    6716984    100    143,8    209,6
Продукция отраслей группы А
Каменный уголь, антрацит    58218    529640    892608    1331673    100    168,5    251,4
Нефть и нефтепродукты    3750    213629    257436    270717    100    120,5    126,7
Дрова            16856    165657    285096    397302    100    172,1    239,8
Стройматериалы (сырые и изделия)    21243    271934    329703    582604    100    121,2    214,2
Лесные стройматериалы    24040    250253    362394    610820    100    144,8    244,1
Руда            20475    146451    267524    424189    100    182,7    289,6
Железо, сталь, чугун        9860    96052    149807    232942    100    156,0    242,5
Металлические изделия        3889    60714    74138    117482    100    122,1    193,5
Цветные металлы        376    6148    8471    11658    100    137,8    189,6
Сельскохозяйственные машины    1468    5761    13411    27668    100    232,8    480,3
Машины, кроме с.х.        986    11032    12984    24292    100    117,6    220,2
Продукция хим. пром.        2019    22717    35757    52303    100    157,4    230,2
Резина, каучук и изделия    130    1267    2194    3002    100    173,1    236,9
Удобрения            1668    7139    14875    32511    100    208,4    455,4
Приборы, часы, аппараты    95    1207    1571    2608    100    130,1    216,1
Продукция отраслей группы Б
Соль каменная и поваренная    3175    71933    96339    116176    100    133,9    161,5
Сахарные грузы        4601    57108    87058    123735    100    152,4    216,7
Чай            363    5399    8078    10194    100    149,6    188,8
Ткани            1161    32236    39012    49403    100    121,0    153,3
Платье готовое и белье        128    1484    2369    3358    100    159,7    226,3
Обувь, кроме резиновой    77    782    1268    1903    100    162,1    243,4
Мыло            261    2538    4473    6249    100    176,2    246,2
Спички            118    1849    2714    3516    100    146,8    190,2
Пиво            1441    9104    17919    29065    100    196,8    319,3
Вина виноградные        304    6214    8158    10609    100    131,3    170,7
Водки, ликеры и др.крепкие напитки    179    5847    7423    8390    100    126,9    143,5
Спирт винный и виноградный    775    10545    16203    21169    100    153,7    200,8
Табак            453    8638    12317    14983    100    142,6    173,5
Стекло и стекл. изделия, хрусталь    1275    12555    21004    30849    100    167,3    245,7
Фарфор, фаянс и майолика    143    2309    3238    4302    100    140,2    186,3
Бумага и картон        1101    10275    17410    26128    100    169,4    254,3
Книжный товар        125    787    1872    2499    100    237,7    317,3
Источник: Сводная статистика перевозок по русским железным дорогам за 1903 год. Вып.52. СПб., 1905; Сводная статистика перевозок по русским железным дорогам за 1913 год. Вып.54. СПб., 1915. Подсчеты автора.
Из 135-ти трендов отрицательную величину, помимо экспорта ржи и экспорта овса (см.выше), имеют лишь перевозки керосина - 440 тыс.пуд. Остальные 132 динамические ряда имеют отчетливо выраженную положительную тенденцию.
Таблица 13. Перевозки продукции сельского хозяйства, стоимость экспорта хлебного экспорта и акцизные доходы в 1894-1913 гг. (тыс.пуд., тыс.руб. и %)
Т О В А Р Ы И Г Р У З Ы    Тренд
1894-1913    Среднее
1894-1900    Среднее
1901-1908    Среднее
1909-1913    100%
1894-1900    Среднее
1901-1908    Среднее
1909-1913
Главные хлеба - урожай в 63 губ.    69332    2831121    3220771    3947489    100    113,8    139,4
Главные хлеба - экспорт*    7725    424810    477803    609420    100    112,5    143,5
Главные хлеба - перевозки ж.д.    31201    577992    825187    1059312    100    142,8    183,3
Хлебный экспорт (тыс.руб.)**    20940    384130    492360    746788    100    128,2    194,4
Все овощи свежие    10571    55163    124191    210016    100    225,1    380,7
Свежие фрукты, плоды, ягоды    1137    10343    17337    26594    100    167,6    257,1
Рыбные грузы     2043    28190    40678    57876    100    144,3    205,3
Мясо, битая птица и дичь    687    9342    14021    18947    100    150,1    202,8
Молочные продукты     1027    5204    11438    19004    100    219,8    365,2
Яйца и желтки яичные     588    7715    12045    15522    100    156,1    201,2
Лен, кудель и пакля     599    14487    18392    22204    100    127,0    153,3
Пенька и пакля     167    5431    6483    7717    100    119,4    142,1
Питейный доход (тыс.руб.)    35141    358262    627697    845458    100    175,2    236,0
Сахарный доход (тыс.руб.)    5089    53760    86255    126872    100    160,4    236,0
Табачный доход (тыс.руб.)    1953    36426    50694    62703    100    139,2    172,1
Нефтяной доход (тыс.руб.)    1608    22435    32893    45836    100    146,6    204,3
Спичечный доход (тыс.руб.)    802    7197    11278    18764    100    156,7    260,7
Источник: Сводная статистика перевозок по русским железным дорогам за 1903 год. Вып.52. СПб., 1905; Сводная статистика перевозок по русским железным дорогам за 1913 год. Вып.54. СПб., 1915; Обзор внешней торговли России по европейской и азиатской границе за 189... год. СПб; Ежегодник Министерства финансов. Выпуск 189.. года. СПб. Подсчеты автора

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

* - Мука пересчитана в зерно, исходя из норм того времени: для ржи выход муки принимается за 90%, для пшеницы - 75%.
Общая перевозка всех грузов, кроме поштучных, по русским железным дорогам выросла с 2593542 в 1894 г. до 7984459 тыс.пуд. в 1913 г., т.е. в 3,1 раза, в то время как длина железнодорожной сети увеличилась с 32673 км в 1894 до 69179 км в 1913 г., т.е. в 2, 1 раза.lix
Средний ежегодный прирост перевозок всех грузов в 1894-1913 гг. составил 257,3 млн.пуд. в год. При этом в сравнении 1894-1900 гг. среднегодовая их перевозка увеличилась в 1901-1908 гг. на 43,8%, а в 1909-1913 г. - соответственно, более чем в два раза, на 109,6%.
Из таблиц 12 и 13 можно видеть значительный рост показателей перевозок подавляющего большинства товаров и грузов, что говорит о поступательном развитии народного хозяйства России - и отраслей группы А, производящих средства производства, и отраслей группы Б, производящих предметы потребления, и сельского хозяйства и обрабатывающей сельскохозяйственной промышленности.
В той мере, в какой железнодорожные перевозки являются отражением состояния промышленности и торговли, представленные данные свидетельствуют о значительном прогрессе народного хозяйства страны в 1894-1913 гг.
Исключая нефтяную, все отрасли народного хозяйства страны развивались весьма интенсивно.
Эта статистика говорит не только о росте производства, но и о росте потребления - перевозки потребительских и продовольственных товаров неуклонно растут. При этом кризис и депрессия затронули не все сферы экономики в равной степени. Для большинства товаров показатели перевозок в 1901-1908 гг. превышают показатели 1894-1900 гг. на 40-50% и более.
Не подлежит сомнению, что предвоенный промышленный подъем и значительное расширение внутреннего рынка были тесно связаны со Столыпинской аграрной реформой, устойчивое мнение о «провале» которой абсолютно несостоятельно.
С реформой Столыпина прямо связан огромный рост перевозок, т.е. потребления, сельскохозяйственных машин и орудий, что является едва ли не самым точным показателем финансовых возможностей крестьянства. В 1894 г. они составили 5463 тыс.пуд., в 1902 г. - 10600 тыс.пуд., в 1905 - 12811 тыс.пуд., в 1909 г. - 21461 тыс.пуд., в 1913 г. - 34517 тыс.пуд.
Начавшийся, благодаря Столыпинской аграрной реформе, переворот в процессе механизации российского сельского хозяйства вполне отражает следующий факт. В 1906 г. Северные, Приозерные, Приуральские, Прибалтийские, Литовские, Белорусские, Центрально-Промышленные, Центрально-Черноземные и Средне-Волжские губернии, т. е. 34 (!) губернии, охватывающие северные две трети Европейской России, получили по железной дороге в сумме практически столько же сельхозтехники, сколько Херсонская и Екатеринославская - 1929,0 тыс. пуд. против 1925,3.
В 1913 г. ситуация, хотя продолжает оставаться как бы не вполне нормальной, но уже начала меняться. Теперь 34 губернии вместе взятые получили 7095,7 тыс. пуд. сельхозмашин и орудий, а две Новороссийские - 2976,9 тыс. пуд. соответственно, т.е. в 2,4 раза больше.lx В России начиналась агротехнологическая революция.
Об этом же говорит и рост перевозок продукции сельскохозяйственного сектора, который также связан с развертыванием Столыпинской аграрной реформы. Например, огромное увеличение перевозок всех молочных продуктов в 1909-1913 гг. ( в 1,7 раза в сравнении с 1901-1908 гг.), молока свежего и сливок (в 2,2 раза), и крахмала (в 1,5 раза соответственно) безусловно отражает бурный рост с началом преобразований кооперативного движения в этих отраслях сельского хозяйства и т.д.
Вообще аграрная реформа Столыпина воздействовала на жизнь страны и на экономику многообразно. Так, в 1909-1911 гг. Сибирь получала 7-8% общероссийских перевозок металлической посуды, инструментов и других предметов хозяйственного обихода против 2-4% в 1902-1903 гг., что вполне сочетается с образом динамично осваиваемого региона, в котором ежегодно десятки тысяч семей начинали новую жизнь.lxi Тот факт в 1909-1913 гг. в сравнении с 1901-1908 гг. перевозки посуды железной и эмалированной увеличились в 2,0 раза, ремесленных инструментов - 1,5 раза, скобяного и ножевого товара - 1,7 - также, полагаю, связан с реформой.
Полученные высокие коэффициенты корреляции (порядка 0,8-0,95) между перевозками промышленных, потребительских и продовольственных товаров, с одной стороны, а также акцизными доходами, с другой, безусловно свидетельствуют о позитивном, восходящем направлении вектора общего развития и экономики страны в целом, и о росте покупательной способности населения страны, и о том, что его потребности расширялись, и о том, что начавшееся их удовлетворение шло комплексно.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Здесь уместно вкратце коснуться пресловутого «провала» Столыпинской аграрной реформы. О возникновении этого догмата традиционной историографии В.Г. Тюкавкин пишет: «Рассмотрение выходов из общины в комплексе с итогами землеустройства показывает, что не было «краха» реформы. Было замедление выходов из общины после 1910 г., которое Ленин и назвал «крахом», но с 1911 г. резко возросло землеустройство, так как по закону от 29 мая 1911 г. о землеустройстве крестьянину не нужно было предварительно проходить процедуру получения разрешения на выход из общины, не нужно было «укреплять» землю - документы о землеустройстве его двора давали ему право на личное частное владение его участком. Лишь война помешала провести землеустройство всех 6174,5 тыс.дворов, подавших заявления, что составляло более половины всех дворов крестьян Европейской России, или 67% общинных хозяйств»lxii.
По официальным данным, с момента открытия Землеустроительных комиссий до 1 января 1916 г. в них поступили ходатайства о землеустройстве от 6174457 домохозяев-крестьян, живших в 222902 земельных единицах, т.е. примерно от половины всего числа крестьянских дворов (около 12 млн.дворов, по оценке правительства). Из этого количества в отношении 3831269 дворов, или 62,1%, была «закончена подготовка», т.е. произведены обследования на местах и предварительные работы; для 2868528, или 46,4% выполнены землеустроительные работы в натуре, и в отношении 2360504, или 38,2% произведенные в натуре работы получили юридическое завершение. Подготовительные работы были закончены на территории в 374,7 тыс.кв км. (34,3 млн.дес.), а это равно площади современных Италии и Ирландии вместе взятых! К этому нужно добавить 10 млн.дес., полученных крестьянством от Крестьянского поземельного банка, и примерно 20 млн. дес. сибирского землеустройства, а всего - 64 млн.дес., т.е. 700 тыс. кв км, что составляет суммарную площадь Франции, Бельгии, Швейцарии и Австрии.
И формально все это - за 9 полевых сезонов, из которых лишь немногие могут считаться нормальными! Ведь реформа с одной своей стороны была «подожжена» революцией 1905 г., а с другой - Мировой войной.
Принципиально важно, что в 1907-1911 гг. было подано 2633,5 тыс. ходатайств, а в 1912-1915 гг. - 3540,9 тыс., т.е. на 34, 5% больше (несмотря на войну!). Это само по себе снимает вопрос о том, насколько верен с детства знакомый постулат о «крахе» Столыпинской реформы после 1910 г.lxiii.
Все эти данные убедительно говорят об успехи «модернизации Витте - Столыпина». Они показывают, что социально-экономическое развитие России в 1894-1913 гг. шло по восходящей линии, и во многом потому, что Столыпинская аграрная реформа начала раскрепощение производительных сил народа.
Статистика против публицистики: динамика сбережений населения и перевозок пассажиров.
Для рассматриваемой темы большой интерес представляет динамика сбережений населения.
Прежде, чем обратиться к статистике движения вкладов физических лиц, замечу, что «негативисты» никогда не жаловали этот сюжет.lxiv
Проблема сбережений куда более важна, чем может показаться на первый взгляд. Для пореформенной России она имеет как бы экзистенциальный характер, который недостаточно осознается в наше время.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

В психологическом наследстве компетентные непартийные исследователи всегда выделяют, в частности, отсутствие у населения привычки к сбережениям.
Крепостное право, по мнению Б.Н. Чичерина, не приучало людей делать сбережения, не могло развить привычки к сбережениям ни в помещиках, ни в крестьянах. Из-за этого после 1861 г. ни те, ни другие часто не могли решать проблемы, которые поставила новая жизнь. Большая часть помещиков разорилась именно из-за своей непрактичности, из-за того, что не сумели приспособить свою жизнь к изменившимся условиям.
Это же относилось и к крестьянам. «Несправедливо, что тяжести, возложенные на них Положением о Выкупе, были так велики, что они не в силах были их нести. Возложенные на них тяжести были несравненно меньше тех повинностей, которые были с них сняты. Свободным заработком легко было их покрыть. В этом отношении первые годы после освобождения были особенно благоприятны...
Но полученные избытки не сохранялись на черный день, а тратились на разгул, который принял самые широкие размеры, и когда наступили более трудные времена, сбережений не оказалось никаких. Даже и при нынешних условиях, возможность для крестьян делать сбережения доказывается теми суммами, которые тратятся на водку и которые составляют лишь ничтожную часть потерь и ущерба, наносимого хозяйству привычкою к пьянству. Она доказывается и теми крупными издержками, которые, в силу обычая, делаются на свадьбы»lxv, - пишет Б.Н. Чичерин.
Другими словами, отношение населения к сбережениям - важная характеристика психологии общества. То, что кажется привычным и простым в наши дни, более 100 лет назад таким не было. Это один из примеров того, что социально-психологические характеристики того или иного народа в определенный период его истории - вовсе не синоним вечности, а всего лишь функция от уровня культуры данного народа, в том числе и бытовой, которая меняется вместе с этим уровнем.
Однако статистика движения вкладов в сберегательных кассах показывает, что медленно, но верно, психологиянаселения в этом плане изменялась к лучшему.
Полностью сопоставимую информацию «Ежегодники Министерства финансов» помещают, начиная с 1897 гг.
Таблица 14. Распределение книжек и сбережений (тыс.руб.) по роду занятий вкладчиков и доля представителей отдельных родов занятий в общем числе вкладчиков и сумме вкладов (%).
в 1897 и 1913 гг. (тыс.руб. и %)
Род занятий    1897    1913    1897    1913
книжек    сумма    книжек    сумма    6    7    8    9
Землевладение    25961    6665    39639    9260,6    1,1    1,6    0,5    0,6
Землед.и сел.промыслы    430522    77670    2546643    480248,8    18,9    18,8    29,6    31,0
Городские промыслы    256471    38678    1121539    179527,5    11,3    9,4    13,0    11,6
Фабр., зав.и рудники    99626    13727    456611    72592,8    4,4    3,3    5,3    4,7
Услужение    244877    34121    712741    113147,8    10,8    8,3    8,3    7,3
Торговля        184217    39942    680493    149527,3    8,1    9,7    7,9    9,6
Духовное звание    114306    37131    201844    59451,3    5,0    9,0    2,3    3,8
Офицеры        34090    7645    85303    17254,5    1,5    1,9    1,0    1,1
Нижние чины    101870    9664    336075    22193,4    4,5    2,3    3,9    1,4
Служба гражданская    141240    27878    297796    55967    6,2    6,8    3,5    3,6
Служба частная    212300    39648    1299828    246637,9    9,3    9,6    15,1    15,9
Прочие занятия    432214    79296    830170    144026,8    19,0    19,2    9,6    9,3
Итого        2277694    412065    8608682    1549836    100    100    100    100
Источник: Ежегодник Министерства финансов. Вып.1899 г. Спб., 1900. С.539; Ежегодник Министерства финансов. Вып.1915 г. Пг., 1915. С.206-207
Значения пунктов 6-9 второй строки:
6. распределение книжек по «родам занятий» вкладчиков в 1897 г. (%);
7. распределение сумм по «родам занятий» вкладчиков в 1897 г. (%);
8. распределение книжек по «родам занятий» вкладчиков в 1913 г. (%);
9. распределение сумм по «родам занятий» вкладчиков в 1913 г. (%).
Таблица 15. Приросты числа книжек и вкладов за 1897-1913 гг.
Род занятий    2    3    4    Род занятий    6    7    8
Землед.и сел.промыслы    2116121    591,5    33,4    Землед.и сел.промыслы    402578,8    618,3    35,4
Служба частная    1087528    612,3    17,2    Служба частная    206989,9    622,1    18,2
Городские промыслы    865068    437,3    13,7    Городские промыслы    140849,5    464,2    12,4
Торговля        496276    369,4    7,8    Торговля        109585,3    374,4    9,6
Услужение    467864    291,1    7,4    Услужение    79026,8    331,6    6,9
Прочие занятия    397956    192,1    6,3    Прочие занятия    64730,8    181,6    5,7
Фабр., зав.и рудники    356985    458,3    5,6    Фабр., зав.и рудники    58865,8    528,8    5,2
Нижние чины    234205    329,9    3,7    Служба гражданская    28089,0    200,8    2,5
Служба гражданская    156556    210,8    2,5    Духовное звание    22320,3    160,1    2,0
Духовное звание    87538    176,6    1,4    Нижние чины    12529,4    229,7    1,1
Офицеры        51213    250,2    0,8    Офицеры    9609,5    225,7    0,8
Землевладение    13678    152,7    0,2    Землевладение    2595,6    138,7    0,2
Всего        6330988    378,0    100,0    Всего        1137770,7    376,1    100,0
Источники: см. таблицу 6.
Значения пунктов 2-4 и 6-8 первой строки:
2. Абсолютный прирост числа книжек
3. Увеличение показателей в 1913 г. в сравнении с 1897 г. (%)
4. Доля данного «рода занятий» в приросте числа книжек (%)
6. Абсолютный прирост вкладов (тыс.руб.)
7. Увеличение показателей в 1913 в сравнении с 1897 г. (%)
8. Доля данного «рода занятий» в приросте вкладов (%)
Таблицы 14 и 15 содержат много информации, однако я ограничусь следующими замечаниями.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Данные за 1897 г. показывают, что в стране с населением 126,4 млн.чел. насчитывалось 2,3 млн.сберкнижек, на которых хранилось 412 млн.руб. (28,3% бюджета Империи в 1458 млн.руб.lxvi). Если считать, что на семью приходилась одна книжка, а средняя численность семьи составляла примерно 6 человекlxvii, то, следовательно, сберкнижки были в 9-10% семей.
Данные за 1913 г. фиксируют ситуацию, которая куда больше соответствует бурной модернизации, переживавшейся страной в предвоенную четверть века. На 170 млн. жителей России приходится теперь 8,6 млн. книжек. Другими словами, по тому же расчету, уже порядка 30% семей хранит в сберегательных кассах 1550 млн.руб. Эта сумма составляет 45,3% бюджета Империи в 3420 млн.руб.lxviii и в 3,6 раза превосходит стоимость «Большой флотской программы».
Как можно видеть из таблицы 15, за 1897-1913 гг. в сбережении накоплений больше всех преуспели жители деревни, частные служащие (прежде всего, конечно, представители бизнеса) и городские ремесленники и кустари. В сумме на эти три «рода занятий» пришлось 64,3% прироста книжек и 66,0% прироста вкладов.
Соответственно заметно изменился удельный вес отдельных социальных слоев (таблица 14). Доля крестьян увеличилась с 18,9 до 29,6% по числу книжек и с 18,8 до 31,0% по сумме вкладов, доля представителей частного сектора - с 9,3 до 15,1% по количеству книжек и с 9,6 до 15,9% по сумме сбережений, ремесленников - с 11,3 до 13,0% по числу книжек и с 9,4 до 11,6% по размерам вкладов, фабрично-заводских рабочих и шахтеров - с 4,4 до 5,3% по количеству книжек и 3,3 до 4,7 по сумме вкладов.
Полагаю, что эти данные - яркое свидетельство успеха модернизации С.Ю. Витте - П.А.Столыпина.Представители данных социальных групп (за исключением, пожалуй, прислуги) были прямо связаны с функционированием экономики страны, и рост их благосостояния - ясное доказательство успешного ее развития.
И хотя в 1913 г., как и в 1897 г., наиболее состоятельными группами населения остаются духовенство, помещики и офицеры, но разрыв между ними и остальными группами сокращается.
Весьма интересен и гендерный аспект проблемы. Доля сберкнижек, принадлежащих женщинам, и их вкладов растет для всех социальных категорий, кроме представителей лиц духовного звания, офицеров и нижних чинов. И это тоже безусловный и важный показатель успеха модернизации.
В конце XIX - начале XX вв. в России начался сопряженный с модернизацией долгий процесс постепенного увеличения материальных достатков малоимущих категорий населения, выражающийся, в частности, в повышении доли приходящихся на них сбережений. Я не склонен переоценивать его масштабы в 1913 г., однако положительная динамика этого процесса была вполне обнадеживающей, и не за горами было время, когда он должен был набрать настоящий размах.
Итак, статистика движения вкладов в сберкассах определенно свидетельствует не только о росте благосостояния населения Империи в конце XIX - начале XX вв., но и о позитивных изменениях в психологии этого населения.
В контексте рассматриваемой темы заслуживают внимания данные еще одного не вполне традиционного источника - статистики пассажирского движения по железным дорогам. Мобильность населения - важный показатель степени модерности общества, значимость которого для России тем выше, что еще в 1906 г. передвижение большей части населения по стране было ограничено.
До введения с 1 декабря 1894 г. нового общего тарифа пассажирское движение в целом развивалось куда менее успешно, чем грузовое, прежде всего из-за конструкции общего пассажирского тарифа, при котором пассажир платил за поездку по одинаковой ставке с пройденной версты вне зависимости от расстояния пробега.
Между тем масштабы России и потребности ее модернизации настоятельно диктовали необходимость облегчения условий перевозок пассажиров на средних и дальних расстояниях. В основе реформы пассажирского движения лежала идея значительного удешевления стоимости проезда с целью привлечения максимально возможного числа клиентов.lxix
Как и другие тарифные реформы С.Ю. Витте, она строилась на системе дифференциального тарифа, при котором стоимость проезда постепенно относительно понижалась по мере увеличения расстояния. Статистика показывала, что при старом тарифе даже на расстояниях от 200 до 300 верст начиналось сильное падение числа пассажиров, и было решено удешевить проезд уже на этих пробегах.
Понижение ставок начиналось со 160-ти верст. Новый тариф было решено построить так, чтобы на протяжении 600 верст (Петербург - Москва) снизить его до уровня действовавшего до 1873 г старого тарифа Николаевской железной дороги, который для III класса равнялся 6 руб., а на дальнейших расстояниях, начиная с 1000 верст, достичь понижения действующего тарифа примерно в два раза.lxx По старому тарифу к стоимости билетов прибавлялся государственный сбор в размере 25% для I и II классов и 15% для III класса. Теперь же государственный сбор, установленный в едином размере 15% для всех трех классов, включался в стоимость проезда.
До реформы соотношение провозных плат III, II и I класса выражалось, как 1:1,95:2,6, а по новому тарифу оно составляло 1:1,5:2,5, притом, что ставки III класса заметно понизились.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Новый общий тариф был введен с 1 декабря 1894 г., и уже в 1895 г. среднее динамическое расстояние проезда по русским железным дорогам увеличилось со 105 до 158 верст, т.е. в полтора раза!
С 1895 г. начали вводиться многочисленные особые пониженные пригородные тарифы (трех классов), дававшие пассажирам широкий спектр выбора вариантов льготного проезда.
Таблица 12
Число поездок по общему и пригородному тарифам в 1894-1913 гг. (тыс.)
Число поездок    Доля каждого класса в общем итоге (%)
Г о д ы    I класса    II класса    III класса    IV класса    ВСЕГО    I класса    II класса    III класса    IV класса    ВСЕГО
1894    449    2648    36880    2489    42466    1,06    6,2    86,8    5,9    100
1895    654    4323    38452    2782    46211    1,42    9,4    83,2    6,0    100
1896    989    5066    42423    3004    51482    1,92    9,8    82,4    5,8    100
1897    843    6219    49114    3486    59662    1,41    10,4    82,3    5,8    100
1898    892    7045    55501    4076    67514    1,32    10,4    82,2    6,0    100
1899    1053    8166    62207    4278    75704    1,39    10,8    82,2    5,7    100
1900    1155    8842    66765    4368    81130    1,42    10,9    82,3    5,4    100
1901    1262    10020    72968    5825    90075    1,40    11,1    81,0    6,5    100
1902    1205    10416    77600    6042    95263    1,26    10,9    81,5    6,3    100
1903    1246    10901    81891    7102    101140    1,23    10,8    81,0    7,0    100
1904    1172    10845    82808    7726    102551    1,14    10,6    80,7    7,5    100
1905    1029    10209    76567    7561    95366    1,08    10,7    80,3    7,9    100
1906    1059    11136    84736    8625    105556    1,00    10,5    80,3    8,2    100
1907    1145    12092    92815    11475    117527    0,97    10,3    79,0    9,8    100
1908    974    11364    98143    16000    126481    0,77    9,0    77,6    12,7    100
1909    732    9606    105562    20577    136477    0,54    7,0    77,3    15,1    100
1910    840    11507    115135    25893    153375    0,55    7,5    75,1    16,9    100
1911    1043    14536    125743    32139    173461    0,60    8,4    72,5    18,5    100
1912    1153    16589    135366    36979    190087    0,61    8,7    71,2    19,5    100
1913    1223    18778    148150    44540    212691    0,58    8,8    69,7    20,9    100
Источник: "Сводная статистика перевозок по русским железным дорогам" за 1913 г. вып.52, СПб., 1915. С.4.
Статистика говорит о том, что в предвоенное 20-летие жители России стали ездить не только больше, но и дальше.lxxi
В 1913 г. число поездок на расстояние свыше 1000 верст составило 2780 тыс., т.е. выросло в 11,9 в сравнении с 1894 г., в 3,8 раза в сопоставлении с 1895 г. и, как минимум, удвоилось в сравнении с началом ХХ в.lxxii При этом переезды переселенцев и других льготных пассажиров в это число не входят.
Особо отмечу неуклонный рост числа поездок II класса - в 7,1 раза за 20 лет! Как кажется, это показатель роста среднего класса в стране, еще одного и важного индекса модерности.
О социальной составляющей тарифной политики правительства говорит то, что после издания в 1893 г. специального закона о льготных перевозках, появился целый ряд льготных тарифов. В их числе:
- тариф 1894 г., по которому Российский Красный Крест стал бесплатно перевозить медицинский персонал, санитарные отряды и медикаменты, которые он отправлял для борьбы с неурожаями, эпидемиями и помощи пострадавшим;
- тариф 1895 г. для учащихся при поездках на экскурсии и в санатории;
- тариф 1896 г. для слепых и больных глазами;
- тариф 1897 г. для перевозки пожарных команд и обозов;
- тариф 1898 г. для переселенцев, ходоков и их клади, по которому они получили право проезда по детскому билету III класса;
- тариф 1900 г. для летучих глазных отрядов;
- тариф 1901 г. для больных и слабосильных воспитанников учебных заведений и для детей, призреваемых благотворительными заведениями;
- тариф 1901 г. для лиц, укушенных бешеными животными, душевнобольных и больных проказой;
- тариф 1894 г. для съездов и выставок;
- тариф 1899 г. на перевозку строительных и других материалов для строительства или ремонта церквей;
- тариф 1901 г. на перевозку картин, принадлежащих различным русским обществам и товариществам художников, и целый ряд других тарифов. lxxiii
У правительства России было ясное понимание, во-первых, того, что люди должны ездить по своей стране, и, во-вторых, что они должны ездить за разумную плату. Поэтому приоритетными для него были интересы пассажиров (не хотелось бы осовременивать эту тему, но - увы!). О социальной составляющей тарифной политики правительства и говорить нечего.
Безусловно, политика правительства в сфере пассажирского движения внесла весомый вклад в развитие процесса модернизации страны. Устанавливая плату за проезд, Министерство финансов действовало прежде всего из высших государственных, а не ведомственных соображений, усиливая процесс интеграции между частями Империи, которая до строительства железных дорог выглядела целостно скорее на географической карте, чем в действительности.
* * *
Все вышесказанное говорит о позитивном векторе развития благосостояния значительной - по меньшей мере - части населения страны.
Из этого никоим образом не следует, что в конце XIX - начале XX вв. Империя была территорией «всеобщего благоденствия» - таких не бывает в принципе.
Однако я вполне солидарен с Б.Н. Мироновым, который счел нужным подчеркнуть, что его вывод о систематическом повышении уровня жизни населения в XIX -начале ХХ в. не означает, что «широкие массы российского населения, прежде всего крестьянство, в пореформенное время благоденствовали или даже жили зажиточно. Они жили по-прежнему небогато, как, впрочем, и большинство населения других европейских стран, уступая лишь наиболее развитым из них. Но уровень их жизни, несмотря на циклические колебания, имел позитивную тенденцию - медленно, но верно увеличиваться, обусловливаясь общей благоприятной экономической ситуацией в стране»lxxiv.
Пока я рассказывал о результатах собственных изысканий.
Однако в последние годы вышел ряд очень серьезных исследований, авторы которых на совершенно других материалах приходят к аналогичным выводам.
Это, прежде всего, монография Б.Н. Миронова «Благосостояние населения и революции в имперской России» (М., 2010), первое исследование российской исторической антропометрии, а также целого ряда сюжетов, связанных с проблематикой благосостояния в целом.
В работах И.В. Поткиной, А.М. Маркевича и А.К. Соколов, Л.И. Бородкина, Т.Я. Валетова, Ю.Б. Смирновой, И.В. Шильниковой на основании скрупулезного изучения архивов делается, в числе прочего, вывод о том, чтореальная зарплата рабочих неуклонно росла, особенно после 1905 г.lxxv
Как нам измерить Россию

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Приведенные факты не укладываются в рамки привычного тезиса о перманентном ухудшении положения населения после 1861 г. и никак не совмещаются с образом страны, клонящейся к упадку, «приговоренной» к революции, обреченной на катаклизмы и т.п., а говорит ровно об обратных тенденциях.
Поскольку негативистская схема давно стала аксиомой, и попытки ее пересмотра воспринимаются на уровне покушений на систему Коперника, то это обстоятельство необходимо разъяснить.
Спорить с многочисленными свидетельствами кризиса уравнительно-передельной общины во второй половине XIX в. невозможно.
Однако здесь необходимо отметить как минимум два принципиальных момента.
1. Традиционные методики демонстрации упадка благосостояния населения после 1861 г. большей частью неосновательны.
В нашем распоряжении нет ни одного источника, который позволял бы прямо проследить динамику благосостояния не только каждого человека в отдельности (это и сейчас нелепо), но и отдельных групп населения. Однако есть источники косвенные, и мы с ними отчасти познакомились.
Как правило, люди не считают простой собственную жизнь. Однако, будучи одновременно склонны к простым ответам на сложные вопросы, они почему-то часто уверены в том, что совокупная жизнь миллионов Homo sapiensможет и должна описываться элементарно.
Это естественное стремление традиционная историография утилитарно использует в своих целях. Она де-факто предпочитает игнорировать территориальный аспект нашей истории, поскольку для ее нехитрых построений куда удобнее рассматривать Россию как пространство внутри даже не МКАД, а Садового кольца. А ведь не только каждая губерния, но нередко и отдельные уезды были целым миром со своей историей, спецификой устройства и организации жизни.
Напомню, что Франция с площадью порядка 550 тыс.кв.км. справедливо считается гигантом Западной Европы. Но ведь площадь Франции - это площадь лишь четырех дореволюционных российских губерний из девяноста -Саратовской, Самарской, Оренбургской и Уфимской, суммарная территория которых составляла 480, 8 тыс. кв верст, или 547,2 тыс. кв км!
Представим территорию Европейской России в 5 млн. кв км, равную половине части света Европа. Здесь в 1861 г. в 334,5 тыс.сельских поселений проживало примерно 54 млн.чел., а в 1897 г. в 591,1 тыс. сельских поселений обитало порядка 82 млн.чел.lxxvi
Понятно, что число конкретных житейских ситуаций, имевших место на этом пространстве - от Урала до Польши, от Белого моря до Каспия и от Балтики до Черного моря - приближается к бесконечности. На этих просторах всегда можно найти аргументы, для создания, так сказать, и «Севильского цирюльника», и Реквиема. То есть, здесь нетрудно обнаружить факты, которыми можно что угодно подтвердить, и что угодно опровергнуть!
Социально-экономические процессы такого масштаба, о котором мы говорим сегодня, в истории фиксируются на уровне статистической тенденции - больше или меньше. Поэтому и важны интегрированные показатели, а не иллюстрации в роде «деревни Простоквашино». Они, конечно, тоже бывают необходимы, но недопустимо основывать глобальные выводы только на таких примерах.
Понятно, насколько важны для потомков мнения современников, но надо ясно понимать, что не всегда они «в одну цену». Статистика не расскажет о том, как воздействовали на окружающих своим магнетизмом Петр I или Наполеон, это может сделать только очевидец.
Однако очевидцы могут иметь совсем разные мнения относительно того, например, улучшилось или ухудшилось материальное положение крестьян после 1861 г. (Б.Н. Миронов убедительно показал это на анализе материалов Комиссии Валуева 1872-1873 гг.lxxvii - М.Д.), или о причинах нарастания неурожаев, или о проблеме глобального потепления. Часто это обычная иллюстрация к сюжету о стакане воды, который то ли наполовину пуст, то ли наполовину полон. Так устроены люди.
Средние цифры для России весьма напоминают грузовик, полученный из суммы паровоза и велосипеда, деленной пополам. В этом смысле мне нравится такой пример. В 1917 г. 52% крестьянских хозяйств не имели плугов, «обрабатывая землю сохами и косулями и т.п.»lxxviii. Этот факт, безусловно, в известной степени показателен. Действительно, если определять уровень развития, например, плужной обработки земли, исходя из того, что в Архангельской губернии, согласно Переписи сельхозмашин и орудий 1910 г., на 100 орудий подъема почвы приходилось 0,2 железного плуга, а в Ставропольской - 99,4, то средняя величина и составит примерно 50%. Однако этим в принципе игнорируется то обстоятельство, что в Архангельской губернии на каждые 500 сох, рал, косуль приходился всего 1 железный плуг, а в Ставропольской губернии их было в 497 раз больше.lxxix

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Россия слишком большая страна, чтобы всегда продуктивно описываться средними арифметическими.
Между тем народники, для удобства пропаганды изобрели фикцию под названием «русский крестьянин», абстракцию такой заоблачной высоты, что впору надевать кислородную маску.
Едва ли не главное, что характеризует эту фикцию - пресловутые душевые показатели потребления хлеба, получаемые в результате деления заниженного урожая на число жителей (этим сейчас активно занимается С.А. Нефедов), которые затем сопоставляются с аналогичными показателями стран Запада, из чего следует, что Россия была страной дистрофиков, а вовсе не мировой державой. К тому же - страной полуодетых дистрофиков, если привлекать сведения о душевом потреблении хлопчатобумажных тканей, например. Какие претензии к карте мира могло выдвигать ее правительство с такими «стартовыми характеристиками» - мне лично непонятно.
Мне также неизвестно, задумывались ли авторы, приводящие в своих работах эти данные, о проблеме сопоставимости этих сведений, о том, одинаковой ли была методика подобных подсчетов в разных странах, или же они попросту некритически заимствовали материалы из соответствующей литературы.
Сопоставимость расчетов как бы подразумевается сама собой, но так ли это на деле? Для меня очевидно, что данный сюжет требует обстоятельного изучения. Это все основы профессии.
Тут есть еще один нюанс. Сравнение душевых показателей потребления хлеба не такой уж бесспорный показатель уровня удовлетворения продовольственных потребностей, как кажется на первый взгляд, еще и потому, что исходит из тезиса об идентичности структуры питания жителей разных стран, а это неверно.
В конце XIX - начале XX вв. душевое потребление хлеба перестает быть главным и безусловным критерием уровня потребления населения.
То, что время «хлебоцентристского» подхода к потреблению населения проходит, и общемировой вектор эволюции потребления состоит в вытеснении муки овощами, молочными продуктами и мясом, понимал Головин уже в 1899 г., не говоря о Чаянове и его сотрудниках в 1916 г., но адептам «голодного экспорта» и «непосильных» платежей эта мысль недоступна и в наши дни.
Головин писал: «Мы продолжаем твердить за гг. статистиками на основании данных, относящихся к началу 70-х годов, что в среднем на жителя Англии, Бельгии, Франции прихо¬дится в год от 19-25 пуд. муки, и чистосердечно ему завидуем, во¬ображая, что чем богаче народ, тем больше он ест хлеба»lxxx.
В России конца XIX - начала XX вв. этот долгий процесс уже начался, хотя в разных регионах шел, понятно, по-разному.
Знал бы Головин, что и в начале XXI в. в России будут защищать диссертации, авторы которых «приговаривают» бОльшую часть дореволюционного крестьянства к пожизненному прозябанию «на хлебе и воде»!
Еще один пример популярного в традиционной историографии сравнения, точнее «равнения на Запад». Несмотря на то, что Россия имела вторую по протяженности длину железных дорог в мире, на единицу пространства в Европейской России рельсовых путей было в 11 раз меньше, чем в Германии и в 7 раз меньше, чем в Австро-Венгрии и т.п.lxxxi Это так. Однако нельзя при этом не заметить, что площадь Германии составляла 10,4%, а Австро-Венгрии - 13,2% площади Европейской России, т.е. первая по размерам территории уступала последней в 9,6 раз, а вторая - в 7,6 раз. С учетом этого обстоятельства отставание России в протяженности рельсовой сети на единицу площади не выглядит уж таким безнадежным.
Показательно, что в 1913 г. в губерниях Архангельской, Олонецкой, Вологодской, Пермской и Вятской (примерно треть территории Европейской России) на площади в 1638910,5 кв верст, в полтора раза (1,52) превышавшей суммарную площадь Германии и Австро-Венгрии, проживало порядка 11 млн. чел., т.е. примерно в 10-11 раз меньше, чем в указанных странах вместе взятых.
Вопрос - нужна ли была на русском Севере и Северо-Востоке такая же разветвленная железнодорожная сеть, как в центре Европы, несколько иначе насыщенном человеческой деятельностью?

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Я не оспариваю пользы такого рода сопоставлений в принципе, но хочу заметить, что они имеют ограниченнуюэффективную сферу применения.
Граница сравнений - здравый смысл. Бездумные сопоставления правды не открывают, а восприятие портят.
В этом плане и душевые сравнения опять-таки не работают так однозначно, как кажется апологетам нищей России, в силу элементарной некорректности. Например, во многих развитых странах Запада во второй половине XIX в. уже произошла модернизация, а агротехнологическая революция была в разгаре. Россия в этом отношении очень мало продвинулась со времени своего средневековья, которое отнюдь не закончилось 19 февраля 1861 г., и эта революция там начнется только со Столыпинской аграрной реформой. Можно, конечно, сравнивать результаты, условно говоря, профессиональных спортсменов и юниоров, но мне не кажется это методологически правильным. А Россия - мировая держава с точки зрения военной мощи, в других отношениях была еще «юниором», что абсолютно естественно вытекает из ее предшествующей истории. К сожалению, ей не дали вырасти...
2. Свидетельства современников негативного характера необходимо, как говорилось, корректировать с учетом семантической «инфляции».
О том, насколько дореволюционное представление о голоде не совпадает с нашим современным можно судить по следующему примеру.
После распада в 1909 г. картельного соглашения рафинёров, то есть производителей рафинада, производство сахара-рафинада за 1909-1910 операционный год, выросло на 17% (!) в сравнении с 1908-1909 г. и превысило 50 млн.пуд. Рынок оказался переполнен рафинадом, цены на который резко снизились. В то же время в стране стала ощущаться нехватка песка, во-первых, из-за неурожая свекловицы, а, во-вторых, потому, что рафинеры внепланово изъяли с рынка для переработки более 7 млн.пуд. сахарного песка.lxxxii
Сложилась парадоксальная ситуация. С одной стороны, в ряде городов России «нельзя было найти какого-нибудь вагона песка», а с другой, рынок был буквально завален рафинадом, который в итоге сравнялся в цене с песком. Поэтому потребители начали покупать быстрорастворимый рафинад и толочь его в песок для варки варенья.lxxxiii
И вот эта ситуация в тогдашней прессе совершенно серьезно именовалась «сахарным голодом»!
Я, понятно, не хочу сопоставлять этот слегка водевильный для нас эпизод с трагедией 1891-1892 гг. (отмечу мнение Б.Н. Миронова о том, что бОльшую часть жертв этого катаклизма унесла холера, которую не умели тогда лечить). Однако он заставляет задуматься о многом. Нельзя не отметить здесь также определенную бедность русского языка в описании такого сегмента действительности как «голод». Английский язык, например, дает куда большую дифференциацию данного понятия.
Если в России конца XIX - начала XX вв. цена, положим, пуда железа вырастала на 0,2 коп/пуд, то в стране немедленно начинался «металлический» голод. То есть, это слово характеризовало не только ситуацию недорода хлебов, оно было дежурным обозначением малейшего нарушения ценового статус-кво в сторону удорожания. Позже, я думаю, очень многие журналисты осознали, что не нужно было некоторые слова употреблять всуе, а то ведь они, как и мысли, имеют тенденцию к материализации.
Долгая жизнь натурально-хозяйственной концепции, или почему историки не понимают друг друга
Итак, «пессимистические» факты не столь однозначны, как того хотелось бы традиционной историографии, и к тому же они вырваны из контекста эпохи. Но даже и с учетом вышесказанного, оспаривать их (факты), повторюсь, невозможно.
В рамках привычного черно-белого подхода противоречия между «позитивным» и «негативным» массивами данных примирить нельзя - тут может быть правильно либо одно, либо другое.
Однако на деле верны оба комплекса свидетельств, просто жизнь была несравненно богаче, чем ее описывали пристрастные и/или политически ангажированные современники.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Указанные противоречия оказываются большей частью мнимыми, стоит только понять, что нельзя смешивать проблему положения крестьянского хозяйства в пореформенной уравнительно-передельной общине с проблемой народного благосостояния.
(подобно тому, как в наши дни нельзя путать реальные доходы множества людей и те суммы, за которые они расписываются в ведомостях зарплаты). Проблемы эти, разумеется, отчасти перекрывают друг друга, но лишь отчасти, поскольку далеко не идентичны. Например, крестьянин, как говорят источники, мог мало обращать внимания на свое хозяйство, но при этом неплохо зарабатывать
Данное обстоятельство представляется настолько очевидным и даже банальным, что, казалось бы, нет смысла говорить о нем специально. Между тем, как это ни странно на первый взгляд, в историографии подобная дифференциация отчетливо не проводится, это смешение де-факто происходит сплошь и рядом, да мы часто и не задумываемся о возможности такого взгляда на жизнь деревни!
Сам по себе отход крестьянина от своего надела на заработки традиционной историографией воспринимается как нечто аномальное, как доказательство его тяжелого материального положения. Это как если бы Робинзон начал распахивать соседний остров, не будучи в состоянии прокормиться на том, куда его определила судьба. Такова сила народнической традиции, идущей еще с дореволюционных времен. Однако почему же крестьянин не может выходить за родную околицу?
Положение крестьянского хозяйства определялось доходами крестьян от ведения собственного хозяйства, т.е. количеством сельскохозяйственных продуктов, получаемых со своего надела (отсюда, кстати, вытекает одна из классических претензий русской интеллигенции к правительству - тезис о несоответствии площади крестьянских наделов размерам платежей, - как будто крестьяне давали обязательство жить только тем, что произведут в своем хозяйстве!).

Второй же показатель складывался из всей суммы доходов населения, и применительно к крестьянству он равен сумме доходов от надела и вненадельных заработков (полностью учесть которые едва ли возможно).
Динамика уровня благосостояния населения отражается в интегрированных показателях, характеризующих развитие сельскохозяйственного и промышленного производства, в статистике перевозок народнохозяйственных и потребительских грузов, статистике внешней торговли, статистике акцизных поступлений, статистике движения вкладов в сберегательных кассах, динамике роста зарплаты рабочих, статистике развития кооперации и т.д. Особо хотелось бы выделить новейшее исследование Б.Н. Мироновым данных антропометрии - и не только!lxxxiv. Разумеется, огромное значение имеют здесь и нарративные источники.
И - взятые в комплексе - они неоспоримо говорят о позитивной динамике потребления населения Российской империи, что вполне естественно.
В конце концов пора бы уже осознать, что экономическая модернизация, индустриализация проходили не в вакууме, что население страны получало деньги за то, что участвовало в строительстве железных дорог, фабрично-заводских предприятий, в городском строительстве и т.д., за работу на бурно прогрессировавшем транспорте (железнодорожном, речном и морском) и в сфере разнообразных услуг, за производство товаров, как сельскохозяйственных, так и промышленных, и что одновременно оно покупало эти товары!
Это ясно показывает приводимая статистика.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

У нас же до сих пор в учебниках позитивная динамика роста сельскохозяйственного и промышленного производства во второй половине XIX - начале ХХ вв., создание второй по протяженности сети железных дорог в мире, превращение еще вчера крепостнической России в одну из развитых стран мира накануне Первой Мировой войны и многое другое существуют в одном параграфе независимо от людей, создающих и потребляющих это национальное богатство, которые в соседнем параграфе живут отдельной и все более грустной жизнью. Кажется, не времена «Великого перелома» и «Большого скачка» обсуждаются! Вот тогда действительно рост показателей (притом фальшивый, как со временем выяснилось) шел за счет многих миллионов людских жизней в прямом и переносном смысле!
Здесь крайне важно подчеркнуть, что старый тезис о том, что модернизация проводилась за счет крестьян, современной историографией отвергаетсяlxxxv
Поэтому на естественный вопрос - может ли обеднение немалой, хотя отнюдь не преобладающей, части крестьянских хозяйств происходить на фоне индустриализации и фиксируемого массовыми источниками роста благосостояния населения в целом, хотя и относительно небольшого, но вполне очевидного, следует ответ - может!
Может - если мы перестанем считать, что это благосостояние определяется только тем, что крестьяне получают от своей земли, воображая себе пореформенное российское крестьянство как бы коллективным Робинзоном (исходя из уровня агротехники - века примерно XVII-го), который не может уйти со своего «острова»-надела, т.е. живущим в отрыве от происходивших в стране громадных перемен.lxxxvi
Между тем буквально со школьной скамьи мы приучены к ровно противоположному взгляду, поскольку невольно являемся заложниками до сих пор неизжитой в общественном сознании натурально-хозяйственной концепции развития народного хозяйства. Она является главным источником народнической трактовки аграрного вопроса, а также и указанных противоречийlxxxvii.
Из самого термина следует, что хозяйство крестьян должно быть натуральным, как в это было в Средневековье и раннем Новом времени, что оно должно самообеспечиваться всем необходимым - и продуктами питания, и одеждой, и сельскохозяйственными орудиями и т.д., и ни в коем случае не выходить на рынок, где царит растлевающий капитализм.
По этой теории, крестьяне должны жить только от дохода со своего надела, площадь которого «уже точно предопределяет размеры дохода». Отсюда следует, что площадь крестьянского землевладения должна расти в том же темпе, что и численность населения деревни. А поскольку этого не происходило, то именно из натурально - хозяйственной концепции вытекало массовое убеждение, что главной причиной кризисного состояния российской деревни является малоземелье.lxxxviii
Суть понятия «натурально-хозяйственная концепция» состоит в двух тезисах. Во-первых, быт крестьян нужно устроить так, чтобы они могли обходиться без постороннего заработка, и сельское хозяйство должно быть рассчитано не для вывоза, а для потребления дома. А, во-вторых, крестьянин должен быть сыт и жить в общине, которую народники считали «зародышем» социализма. Никакого прогресса, связанного с развитием капитализма, т.е. «порабощением народа», России не нужно.lxxxix
Заработок на стороне неприемлем, поскольку это форма «утонченной эксплуатации». Так «самобытно» в России усвоили социализм и, прежде всего, Маркса. Забавно, что все это говорится о крестьянах, которые еще недавно даром работали на барщине или содержали помещиков своими оброками!
Кстати говоря, изобретенный народниками тезис о «голодном экспорте» есть не что иное, как распространение натурально-хозяйственной концепции на масштабы Россииxc.
Отсюда же критика «вынужденных осенних продаж» - крестьяне должны вести натуральное хозяйство и круглый год есть только свой хлеб!
Но, собственно говоря, почему это должно было быть так?
Такое было возможно в дореформенную эпоху, когда меновое, «капиталистическое» хозяйство в России только начиналось, когда не было железных дорог, когда не начиналась модернизация, буквально на глазах одного поколения начавшая преображать страну, когда появились фабрично-заводские товары, изменившие структуру потребностей крестьянства.
Модернизация резко увеличила число степеней свободы населения России. Другими словами, у него появилось куда больше вариантов заработать на жизнь, решать свои финансовые проблемы, чем до 1861 г. И почему же крестьяне не должны были этим пользоваться? Разумеется, в разных регионах страны, в отдельных губерниях эти возможности были различными, но они были!
Совершенно понятно, что в рамках натурально-хозяйственной концепции, тривиально изолирующей крестьянское хозяйство от процесса модернизации Империи, вненадельные заработки крестьян и приобщение их к рынку выступают не как проявление естественного стремления людей соответствовать требованиям жизни, в частности, увеличить свой бюджет, а как доказательство ненормальности крестьянской жизни, ее упадка и т.д.
Между тем реальная Россия не желала умещаться в рамки этой теории. На фоне происходивших перемен многие тысячи крестьян по самым разным причинам начали постепенно отходить от сельского хозяйства. Этот долгий процесс, давно описанный в литературе, имел множество вариантов и градаций - вплоть до того, что сельское хозяйство переставало быть для части крестьян Началом и Концом существования - и они начинали другую жизнь.
Показательный пример. В 1896-1916 гг. имперским лидером по числу переселенцев (без ходоковxci) была Полтавская губерния, из которой в Азиатскую Россию уехало 374 тыс. чел. Затем шли Екатеринославская, Харьковская, Курская, Воронежская, Могилевская и Киевская, каждая из которых дала от 198 до 234 тыс. переселенцев.
А вот в центральных нечерноземных губерниях и соседних с ними ситуация была иной. Сопоставление данных о переселениях из этого региона в Азиатскую Россию с динамикой потребления сельхозмашин и орудий приводит к важным выводам. Эти губернии, с одной стороны, дают совершенно ничтожное число переселенцев - Петербургская, Новгородская, Тверская, Московская, Владимирская, Ярославская губернии в сумме за 1896-1916 гг. дали 13,7 (!) тысяч переселенцев, при этом Московская - 500 человек, а Ярославская - 100. Относительно невелики и показатели Калужской (26 тыс.), Псковской (25 тыс.), Вологодской (16 тыс.), Костромской (10,8 тыс.) и Нижегородской (10,5 тыс.). Из всех этих 11-ти губерний за Урал уехало в два раза меньше крестьян, чем из одной только Воронежской (102 тыс. против 205 тыс.)xcii. С другой стороны, эти же губернии были аутсайдерами (кроме Московской, но здесь особый случай) по объемам железнодорожного получения усовершенствованных сельхозмашин и орудий, в отличие, скажем, от той же Воронежской, в которой постоянно увеличивалось потребление агротехники.
О чем это говорит? Надо полагать, что если жители этого региона не хотели начинать новую крестьянскую жизнь за Уралом, то не с сельским хозяйством связывали они свои расчеты на будущее. Для сотен тысяч крестьян этих губерний земледельческий труд по тем или иным причинам уже либо перестал быть стержнем жизни и основным источником доходов, либо вовсе потерял свою привлекательность. Это совершенно естественный, закономерный процесс, который имел место повсюду в мире. Разумеется, это никак не касалось всех крестьян Нечерноземья и не означало, что сельское хозяйство не имело там никаких перспектив - аграрная реформа Столыпина наглядно показала это.xciii

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Совершенно иное положение фиксируется в сельском хозяйстве Новороссийских губерний и соседних с ними Харьковской, Воронежской, Полтавской, которые дают основное число переселенцев и одновременно являются главными потребителями сельхозтехники. Очевидно, что здесь происходит глобальный переворот в сельском хозяйстве - переселенцы освобождают место для нового рывка вперед тем, кто остается, а сами превратят Сибирь в новый и важный сельскохозяйственный регион.xciv
Эти картины у всех были перед глазами. Вокруг воистину кипела и бурлила новая жизнь.
Народники, разумеется, видели перемены, происходившие в стране, однако не желали понять их истинного смысла, поскольку они разрушали утопию.
Кризис общины был налицо. Такие компетентные непартийные деятели, как С.Ю. Витте, А.Е. Воскресенский, А.С.Ермолов, К.Ф. Головин, В.И. Гурко, П.П. Дюшен, А.П. Никольский, Д.А. Столыпин, Б.Н. Чичерин и другие, которых можно условно назвать представителями «партии здравого смысла» России, дружно говорили о том, что община тормозит сельскохозяйственное развитие страны с бурно растущим крестьянским населением.
Б.Н. Чичерин писал: «Социал-демократы вопят о малости надела... но закры¬вают глаза на истинные причины бедствия, и главное, считают неприкосновенною святынею то коренное зло, которое влечет за собою общее обеднение,- общинное землевладение.
Пока крестьянин не привык думать, что он сам должен устраивать свою судьбу и судьбу своих детей, никаких путных экономи¬ческих привычек у него не может образоваться. Крепким сельским сословием, способным служить источником обогаще-ния для себя и для страны, может быть только сословие личных собственников или арендаторов-капиталистов, а никак не общинных владельцев».xcv.
Серьезный прогресс агротехники в общине был невозможен по определению из-за принудительного севооборота, мелкополосицы, дальноземелья, экстенсивного общего пользования угодьями, а также постоянной угрозы передела земли (осовременивая сюжет, спрошу - кто будет делать евроремонт в общежитии?). Об этом писал крестьянский писатель-самородок С.Т. Семенов, об этом говорили и крестьяне-депутаты III Думы, так же думали миллионы их собратьев, принявших реформу П.А. Столыпина.xcvi

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

А им отвечали, что есть общины, которые переходят к травосеянию и что все дело в малоземелье. Между тем статистика показывала, что в малоземельных губерниях крестьяне живут богаче, чем в многоземельных. Причина того, что на элитном черноземе собирались чуть ли не самые низкие в Европе урожаи, заключалась не в количестве земли, а в средневековых приемах и условиях ее обработки, которые в огромной степени определялись наличием общины.
Абстрактные идеи о том, что община якобы спасает Россию от «язвы пролетариатства», в реальности, естественно, не работали - деревня нищала, сельский пролетариат рос на глазах, и именно из-за общины.
Однако народники видели только то, что хотели видеть, и, вопреки очевидности, верили в то, что кризис преодолим и общину можно спасти путем ликвидации исторической власти, «черного передела», создания социалистической крестьянской республики т.д.
Справедливости ради замечу - за общину держались не только они.
Дело в том, что рожденный славянофилами общинно-социалистический романтизм не оставил равнодушной очень большую часть общества и крепко въелся в сознание пореформенного общества, что и понятно - это была патриотичная и очень льстящая самолюбию теория.
Невозможно больше пользоваться ленинской схемой расстановки общественных сил: реакционный правительственный лагерь, (гнилой) либеральный, борьба которого с царизмом объективно на руку революции, и революционный лагерь, состоящий из правильных социалистов-марксистов и отсталых социалистов-утопистов эсеров и прочих народников, которая (схема) де-факто по-прежнему определяет тональность множества работ.
Дело в том, что социалисты были во всех лагерях.
Красными в России были не все, но оттенков красно-розового и просто розового цвета было великое множество. У нас и историки часто не подозревают, что утопический социализм в Россию принесли и пропагандировали прежде всего славянофилы.
Идея красивая, что и говорить! Притом же, кто мог представить, что устроят, дорвавшись до власти, эти, казалось бы, безобидные, в сравнении с террористами, эсдеки?
Поскольку социализм подразумевает переход средств производства в общенародную собственность, то община выступала как его (социализма) залог. Благодаря общине Россия якобы оказывалась «мировым лидером» в общем движении к высшим социалистическим формам обобществления средств производства, минуя неизбежную для остальных народов переходную якобы ступень, когда эти средства концентрируются в руках капиталистов.
Одного этого было достаточно, чтобы завоевать симпатии большой части читающей публики.xcvii Я, конечно, упрощаю, но не слишком.
Весьма многим нравится, когда их убеждают в том, что они «самые умные и самые красивые» (М.М.Жванецкий).
Кроме того, непреходящая популярность общины у относительно немногочисленного образованного класса России объяснялась в огромной степени тем, что множество представителей этого класса в душе оставалось крепостниками - сознание людей не меняется по звонку.
Я убежден в том, что социализм стал формой компенсации крепостнического сознания множества умеющих читать русских людей.
Деспотический режим формирует у подданных вне зависимости от социального статуса и материального положения сознание, которое я склонен назвать крепостническим. Такое миросозерцание не представляет окружающий мир как мир, где «люди подчиняются лишь закону, перед которым равны все сословия и где для человека естественно чувство собственного достоинства» (С.Р. Воронцов). Носители подобного сознания осмысляют действительность в дихотомии «безоговорочное господство/ подчинение», «барин/крепостные», «начальник/подчиненные» и т.п. Они непременно должны кем-то управлять, руководить, командовать. Достоевский гениально раскрыл это в понятии шигалевщины.
К началу ХХ в. огромный потенциал Великих реформ в полной мере реализован не был, и прежде всего из-за незавершенности крестьянской реформы в главном - крестьяне не стали собственниками своей земли, как было задумано Александром II и его сотрудниками.
Произошло это во многом потому, что значительная часть российского общества вне зависимости от своих партийных пристрастий хотела сохранения «неприкосновенной святыни» - крестьянской уравнительно-передельной общины.
Как известно, общину по разным причинам поддерживало и правительство («охранители»), для которого она была оплотом существующего строя и одновременно удобным органом власти, и народники, которые видели в ней «эмбрион» социализма.
Либералы, мечтая в первую очередь о конституции, занимали среднюю позицию, но также не видели иного пути для России, кроме общинного.
Чем же так импонировала община своим защитникам?

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Тем, что она была идеальной структурой для того, чтобы держать в подчинении десятки миллионов крестьян. Основанная на принуждении людей к сохранению отсталой минималистской схемы общежития, община давала широчайшие возможности для управления этими людьми.
Борьба социалистов и либералов с «охранителями» и друг с другом шла прежде всего за то, кто из них будет управлять народом - «передовая» интеллигенция, земство, или земские начальники, чиновники МВД.
И - по большому счету - конкурировали они прежде всего за мандаринат, за кормовую площадь,каковой им представлялась русская деревня - неважно под какими лозунгами!
Важный нюанс. «Охранители» хотя бы думали о стране, как они это понимали. А их оппоненты мечтали о богадельне на 1/6 часть земной суши, в которой они были бы важными людьми.
То, что в учебниках именуется контрреформами в аграрной сфере, во многом было реализацией требований оппозиции.xcviii Так или иначе, но Власть провела почти все меры принудительного, крепостного, в сущности, порядка, которые тормозили естественный процесс перехода русской деревни к новому строю жизни.
Однако слова о том, что для «охранителей» община была оплотом существующего строя и т.д., - это правда, но это не вся правда.
Как и на Западе, где после 1848 г. появились различные течения в социализме, - так и в России был социализм народнический, был марксистский, был и земский, но был и бюрократический. Поэтому - по аналогии с термином «социализм кафедры» - я ввожу термин «социализм департамента» .
Социализм (разумеется, в варианте Бисмарка, а не Маркса) не слишком тайно исповедовался российской бюрократией. Это было вполне в духе времени. Бисмарковский подход к социализму, адаптированный к российской специфике, был весьма привлекателен для тогдашней бюрократии, поскольку открывал принципиально новые возможности для усиления своей роли в стране.
В.И.Гурко, автор указа 9 ноября 1906 г., пишет об этом вполне откровенно: «С этого дня (17 октября 1905 г. - М.Д.) мы стали на тот путь, по которому шли все государства Западной Европы. Тот государственный социализм, которым в течение долгого периода проникнуты были многие начинания нашей законодательной власти, а в еще большей степени многие из принимаемых правительством мер в порядке управления, должен уступить место предоставлению широкого простора самодеятельности и предприимчивости отдельных лиц.
Мы должны отказаться ныне от мысли равномерно поднять благосостояние всей массы населения, но зато обязаны облегчить отдельным лицам возможность развить все свои природные способности и тем увеличить свои материальные достатка. Если мы когда-нибудь и вернемся на путь коллективизма, то, несомненно, лишь теми же способами, которыми со временем, несомненно, станут на этот путь народы Западной Европы, а именно после высокого культурного развития преобладающего большинства всего населения. Такое развитие само собою приведет к организации сообществ на кооперативных началах»xcix.
Понятно, что под политикой «государственного социализма» он имеет в виду в первую очередь и аграрную политику Александра III и Николая II (но не только ее). В частности, и контрреформы, и продовольственную помощь.
Данная мысль кажется неожиданной лишь на первый взгляд, но подробно об этом мы поговорим не сегодня.
При введении рабочего законодательства Победоносцев упрекал С.Ю. Витте в социалистических начинаниях. А чего стоит брошенное С.Ю. Витте замечание о том, что «после проклятого 1 марта реакция окончательно взяла верх» и «община сделалась излюбленным объектом Министерства внутренних дел по полицейским соображениям, прикрываемым литературою славянофилов и социалистов»c.
И чего лучше было для Власти вырвать из рук социалистов и либералов их же знамя, и реально показать крестьянам, кто о них заботится по-настоящему. Вспомним продовольственную помощь!

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Об этом можно еще много говорить, но, надеюсь, основная мысль ясна.
Суммируем вышесказанное. Ракурсы видения, осознания и изображения интеллигенцией отечественной деревни никак не могут считаться объективными.
В рамках описанного выше подхода оппозиции к проблеме благосостояния населения об установлении истины речь вообще не идет, поскольку исследование положения крестьян здесь - элемент политической борьбы «передовой» общественности с «ненавистным режимом».
В силу этого создаваемые последней картины российской пореформенной действительности не могут считаться адекватными.
Из этого следует не то, в жизни крестьянства не было «негатива», а то, что кроме «негатива» оппозиция не видела и не хотела видеть ничего.
В отличие от интеллигенции советского времени, над ней не висел «карающей меч пролетарской диктатуры».
Но в той системе координат доминировали другие ценности.
Исчерпывающе охарактеризовал эту проблему В.И.Гурко, рассуждая о тех, кто поддерживал партию кадетов: «За предшествующие сорок лет русская интеллигентная мысль достигла одного весьма реального результата.
Она сумела внушить общественности, что всякая защита существующего строя совершенно недопустима. Монархия и беспросветная реакция были ею до такой степени отождествлены и соединены знаком равенства, что в глазах передовой общественности они слились воедино.
При таких условиях надо было обладать исключительным гражданским мужеством, чтобы открыто исповедовать сколько-нибудь правые убеждения. Не следует, кроме того, забывать, что в то время как либерализм, так и фрондерство лишь редко препятствовали продвижению на государственной службе, наоборот, кон¬серватизм встречал непреодолимые препятствия на пути общественной деятельности, а также в области свободных профессий.
Писатели, журналисты, адвокаты, художники, коль скоро они обнаруживали в той или иной форме свою оппозиционность правительству, всячески превозноси¬лись.
Писания первых находили множество читателей, творения вторых легко сбывались по высокой цене, помощи третьих искали все имевшие дела с судом, так как не только присяжные заседатели, но и коронный суд относился к ним с большей предупредительностию, с большим ува-жением.
Таким образом, материальные интересы работников свободных профессий также побуждали их щеголять либерализмом и фрондерством по адресу правительства, а следовательно, вступить в среду кадетов.
А наши ученые коллегии, разве они не расценивали подчас степень пригодности данного лица для занятия профессорской кафедры в зависимости от ис¬поведуемых им политических взглядов, хотя бы таковые не имели ника¬кого отношения к той науке, представителем которой эти лица являлись?
Разве Московский университет не забаллотировал совершенно выдающе¬гося окулиста Головина, имевшего мужество высказать правые мысли, предоставив искомую им кафедру какому-то в научном отношении ничто¬жеству, щеголявшему политической левизной?
Разве Кони и Таганцев не были прославляемы не столько как блестящие криминалисты, сколько как выказывающие либеральные мысли, а профессор Сергиевский, столь же выдающийся криминалист, разве он не был предметом травли за прояв¬ляемый им консерватизм?
Наконец, разве не всем решительно было из¬вестно, что в диссертации на ученую степень немыслимо было проводить сколько-нибудь политически консервативные взгляды и что для успеха необходимо было снабдить ее какой-либо критикой существующего строя, хотя бы указанием во вступительной части на те трудности, с которыми сопряжено в самодержавной России изучение какого бы то ни было во-проса, хотя бы дело шло об изучении строения комариного жала?
Во всем этом, разумеется, была во многом виновата и государствен¬ная власть»ci.
История повторяется, и почти всегда как трагедия, вопреки замечанию Маркса. При Николае II трудно было защитить диссертацию без «указания во вступительной части на те трудности, с которыми сопряжено в самодержавной России изучение какого бы то ни было во-проса, хотя бы дело шло об изучении строения комариного жала», а в СССР было невозможно защитить диссертацию, по крайней мере - гуманитарную, без ссылки на нетленные труды классиков марксизма-ленинизма.
Такого рода факты - ясное свидетельство уровня идеологической нетерпимости данного общества, показатель того, что в нем (обществе) создана аномально политизированная атмосфера.
Совокупность имеющихся источников подтверждает, увы, мнение В.И.Гурко.
Однако за массовую ложь приходится платить. Повторяя мысль В.А. Маклакова, «в этом заключается справедливость безличной истории».
Наивно думать, что нынешнюю российскую власть высадили с «летающих тарелок». Последние 20 лет хорошо показывают, какого качества человеческий материал рождала советская власть.
Но ведь и ее создали отнюдь не марсиане.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Наплевательское отношение дореволюционного общества к той жизни, в которой оно пользовалось всей полнотой гражданских прав, его систематическое издевательство над здравым смыслом и правдой, в огромной степени породили «власть рабочих и крестьян».
Большевики были органической частью этого общества, в котором были очень серьезные проблемы с моралью и нравственностью, хотя слова «этика» и «справедливость» в нем были очень популярны, общества, в котором было место нечаевщине и террористы считались «святыми людьми», общества, в котором еврейские погромы осуждались, а погромы помещиков именовались «иллюминациями».
Просто большевики были еще аморальнее своих конкурентов, прежде всего народников, потому и победили.
Если кто-то забыл, напомню, что Б.Н. Ельцин прежде, чем стать первым президентом «свободной России», был 1-м секретарем Свердловского обкома КПСС, одного из важнейших в стране, а потом - кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС.
А кто привел второго президента России, напоминать, полагаю, не надо?
О настоящем голоде и голодном экспорте
Мы получили некоторое представление о социальной политике царизма, об отношении правительства к народным нуждам, к налоговым платежам населения, о продовольственной помощи и др.
Эта политика, разумеется, не была совершенной, и ее можно оценивать по-разному. Однако очевидно, что ее проводило правительство христианской страны, осознающее, что за окном - вторая половина XIX-го или начало ХХ века, и уже поэтому (при всех изъянах) эта политика не могла не укладываться в определенные нравственные нормы. Эта политика, безусловно, во многом учитывала выработанные к этому времени Западом образцы социального «поведения» государства, во многом им соответствовала, и тем, кто ее проводил, было отнюдь не безразлично мнение цивилизованного мира о России.
Другое дело, что она не всегда была удачной, точнее, разумной, но нельзя забывать, что Александр II предпринял первую в мировой истории попытку вестернизации многовекового деспотического режима. И в этом смысле никакого опыта у иудео-христианской цивилизации не было, не говоря о том, что два последних императора, как, впрочем, и тысячи их подданных, путали понятия «самобытность» и «отсталость».
Во всяком случае, эта политика категорически исключала возможность устранения государства от помощи подданным во время стихийных бедствий, не говоря, точнее, не заикаясь, даже гипотетически о возможности использования прямого геноцида для достижения политических целей.
Политика советской власти исходила из совершенно противоположных посылок.
По страшному капризу Истории горстке экстремистов представилась возможность реализовать на практике идеи социализма, т.е., по Достоевскому, «весь этот мечтательный бред», «весь этот мрак и ужас, готовимый человечеству в виде обновления и воскресения его»cii.
Власть взяли воинствующие безбожники, в принципе не имевшие никаких моральных сдержек, и фактически сразу начали железной рукой воплощать «весь этот мрак и ужас» в жизнь.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Позволю себе коротко напомнить о том, что произошло, когда после 1917 г. призрак вожделенного «государства всеобщего благоденствия», воплощения уравнительно-распределительных мечтаний русской интеллигенции и апогея нерыночной экономики стал реальностью.
Надо сказать, что наша история дает воистину страшные примеры материализации лживых мыслей и слов.
Настоящий голодный экспорт - это когда Сталин ограбил крестьянство в коллективизацию так, как никаким татаро-монголам вкупе с крепостническим государством не снилось, и вывез изъятый хлеб за границу, чтобы купить заводы, заплатить Альберту Кану и др., уморив в 1932-1933 гг. голодом от семи до восьми миллионов человек. Распухшие от голода люди были привычной частью привокзальных пейзажей, а через порты и таможни на экспорт шел поток продовольствия.
В несколько меньшем масштабе ситуация повторилась в 1946-1947 гг., когда «государство рабочих и крестьян» сознательно пошло на голод, накапливая запасы для отмены продовольственных карточек и предстоящей денежной реформы 1947 года. При этом из «соображений престижа» оно не только отказалось от международной гуманитарной помощи, но и вывезло 2,5 млн. тонн зерна в страны Восточной Европы.ciii
Однако прорепетировано все это было куда раньше.
То, что называется «военным коммунизмом», как-то находится на периферии общественного сознания, и по традиции, восходящей еще к «Краткому курсу»civ, многими считается обусловленным экстремальными условиями времени.
Однако сейчас уже и в школьном учебнике можно прочесть, что «серьезное влияние на экономическую политику (гражданской войны - М.Д.) оказывали идеологические воззрения большевиков. Они мечтали о быстром, стремительном переходе к коммунизму. В новом обществе, полагали они, не будет частной собственности, торговли, рыночных отношений, производство будет подчинено единому плану, труд станет всеобщим, а распределение материальных благ - уравнительным»cv.
А.К. Соколов пишет: «Раньше считалось, что политика военного коммунизма была вынужденной, продиктованной специфической обстановкой гражданской войны. Однако, если вспомнить содержание и сущность проводимых большевиками преобразований, это выглядит не совсем так...
Нельзя не обратить внимания, что социально-экономические преобразования большевиков постоянно шли по линии ускорения под влиянием революционного нетерпения и экстремизма, охвативших общество. Распад товарно-денежных отношений, рынка, натурализация хозяйства, постоянная угроза голода в столицах и промышленных центрах также ускорили введение мер военно-коммунистического характера, или как писал Ленин, «непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению продуктов»cvi. Продолжение этой мысли Ленина, высказанной 17 октября 1921 г., наглядно показывает глубину представлений большевистских лидеров о коммунизме: «Мы решили, что крестьяне по разверстке дадут нужное нам количество хлеба, а мы разверстаем его по фабрикам и заводам, - и выйдет у нас коммунистическое производство и распределение».
И эти люди подобрали власть в самой большой стране мира со 150-миллионым населением!
Куда там Марксу с Энгельсом!?

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Военный коммунизм продемонстрировал все будущие пороки советской системы - и отнюдь не всегда на эмбриональном уровне. Не берусь сразу определить, какие явления позднейшей советской истории не встречаются уже в 1918-1920 гг.
Военный коммунизм показал, что бывает, когда за управление страной берутся - в прямом и переносном смысле слова - кухарки мужского и женского пола, опьяненные свалившейся на них властью, одуревшие от вседозволенности и не обремененные никакими представлениями о морали.
Крестьяне недолго наслаждались плодами «черного передела» и заплатили за реализацию своих представлений о социальной справедливости цену, беспрецедентную в мировой истории. Немедленный переход к коммунизму обернулся жесточайшей гражданской войной, разрушением крестьянского хозяйства в масштабах страны и массовым людоедством во время голода 1921-1922 гг. как своего рода апогеем первого этапа строительства «нового мира».
Естественно, такие большевистские «златоусты», как Троц¬кий, Радек и Ярославский уверяли, «что русский голод - стихийное бедствие, которое нельзя было ни предвидеть, ни предупредить»cvii.
Однако современникам были ясны истинные причины катастрофы. Между страшным оскудением крестьянского хозяйства из-за продовольственной диктатуры, комбедов и продразверстки и бедствием 1921 г. была «неопровержимая причинная связь. Она обнаруживается прежде всего поразительным совпадением территории, пораженной голодом в 1921 г., и области, бывшей главным театром принудительных отчужде¬ний в предшествующих 1919 и 1920 гг. Главным очагом голода является Поволжье и Приуралье в составе 12 губерний.cviii
Подсчитывая количество взято¬го в этих губерниях государством хлеба, получаем 132 млн пудов для 1919/20 г. и 90 млн пудов для 1920/21 г. По отно¬шению к обшей сумме хлебных заготовок за два года по всей РСФСР эти цифры составляют 44%. В 1920/21 г., когда рек¬визиции на востоке были уже ослаблены, государство забра¬ло все же в 6 губерниях Поволжья 15% чистого сбора хле¬бов, полученного в 1920 г. Изъятие такого количества хлеба в течение двух лет подряд не могло не отразиться на состоя¬нии местного хозяйства.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Его положение ухудшалось, далее, крайней бессистемно¬стью (и жестокостью) продовольственных реквизиций. Отбирав¬шие хлеб не считались ни с продовольственной нуждой хозяй¬ства, ни с его потребностями в семенах и корме скота, ни с необходимостью иметь некоторый запас продуктов в качестве запасного, страхового от неурожая фонда. Последнее обстоя¬тельство особенно гибельно отразилось как раз на состоянии хозяйства Поволжья».
Катастрофа уничтожила свыше пяти миллионов человек, а тех, кого можно было еще спасти, спас «империалистический Запад», в первую очередь - представлявшая правительство США Американская администрация помощи (American Relief Administration, сокращенно: АРА).
Еще далеко не закончилась ликвидация последствий невиданного со времен Бориса Годунова голода, когда летом 1922 г. на Гаагской конференции советская делегация «повергла мир в шок, объявив о намерении возобновить экспорт зерна. Осенью 1922 г. Москва объявила о наличии миллионов тонн зерна, предназначенного на экспорт, в то время, когда собственные оценки указывали на то, что в ближайшую зиму 8 млн. советских граждан все еще будет нужна продовольственная помощь, половина которой может быть удовлетворена собственными ресурсами.
Американская сторона протестовала против изъятия большевиками хлеба у голодающих на экспорт, и это впоследствии имело негативное впечатление на общественное мнение в США - помощь была прекращена, отношения между странами испорчены, а официальное признание Америкой СССР было отложено еще на десять лет.
АРА заявляла о непосредственном спасении жизни советских людей, советские лидеры о возрождении индустрии для строительства социализма, который бы ликвидировал голод в будущем. Гувер не желал субсидировать реконструкцию советской промышленности за счет жизней советских людей - это стало источником его отказа от поиска средств и привело к сворачиванию деятельности АРА в Советской России»cix.
До каких же глубин цинизма нужно опуститься, чтобы после этого десятилетиями твердить о «голодном экспорте» при «проклятом царизме», а в наши дни - и о «миллионах православных душ», якобы умерших от голода при П.А. Столыпине?!
Итоги
Пора подвести итоги.
Империя в России, так же как в Германии, Австро-Венгрии и Турции, была сокрушена тотальной войной. Только поэтому наша страна прошла после 1917 г. ту трагическую дорогу, которую прошла.
Падение Старой России отнюдь не вытекает из той глубоко пессимистической картины развития страны после 1861 г., которую мы знаем с детства. Прежде всего, потому что это во многом недостоверная и даже откровенно лживая картина.
Мы рассмотрели ряд базовых характеристик экономического и социального развития пореформенной России.
Чего бы ни мы касались - «голодного экспорта», продовольственной помощи населению во время неурожаев, недоимок и «вынужденных продаж», проблем производства и потребления, сбережения народных накоплений и т.д. - данные статистики убедительно опровергают традиционную трактовку этих сюжетов. Во всех случаях мы сталкиваемся с предвзятостью, намеренными искажениями, а то и с банальной фальсификацией.
В своих политических целях оппозиция фактически создала своего рода «Реквием» - по Живому.
Эта картина до сих пор существует и, продолжая искажать восприятие миллионов наших соотечественников, не дает им возможности адекватно воспринимать Историю своей страны.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

Нельзя с этим мириться.
Потому что настоящее, которое вытекает из такого прошлого, не может иметь Будущего.
Примечания
i Кристкалн А.М. Голод 1921 г. в Поволжье: опыт современного изучения проблемы. Автореф.канд.дисс. М., 1997. С.25.
ii Головин К.Ф. Мужик без прогресса или прогресс без мужика? СПб., 1895. С.216-217.
iii П.Н. Милюков. Интеллигенция и историческая традиция // Вехи. Интеллигенция в России. М., 1991. С.298-299.
iv Давыдов М.А. Всероссийский рынок в конце XIX - начале XX вв. и железнодорожная статистика. СПб., 2010. С.68-73, 231-233.
v Давыдов М.А. Всероссийский рынок... С.162-172.
vi Возможно к ним следует добавить и Таврическую губернию, но это предмет дальнейшего исследования (к портам губернии много хлеба подвозили гужем).
vii Нефедов С.А. О причинах Русской революции // О причинах Русской революции. М., 2010. С.42-44.
viii Давыдов М.А. Всероссийский рынок... С.357-359.
ix Относительно подробная история продовольственной помощи см. Давыдов М.А. Всероссийский рынок.... С. 254-309.
x Ермолов А.С. Наши неурожаи и продовольственный вопрос СПб., 1909. Т. 1. С.96-97.
xi Министерство финансов. 1802-1902. СПб. Ч.2. С.642.
xii Отчет по продовольственной кампании 1910-1911 гг. Управления сельской продовольственной частью МВД. СПб., 1912. С.107-108.
xiii Ермолов А.С. Наши неурожаи... Т. 1. С.142-174.
xiv Отчет по продовольственной кампании 1910-1911 гг. ... С.109, 110.
xv Головин К. Сельская община... С. 148-149; Ермолов А.С. Наши неурожаи... Т.2, С.6-9; Вронский О.Г. Крестьянская община на рубеже XIX-ХХ вв.: структура управления, поземельные отношения, правопорядок. - Тула, 1999. С.33, 85-86.
xvi «Общий итог этих сумм дает цифру в 488.145.000 р., но к этой цифре надо добавить еще 15000.000 р., отпущенных в 1901 и 1902 г.г. на покупку хлеба для различных пострадавших от неурожая губерний, и которые я по отдельным губерниям разнести не могу; кроме того, такая же примерно сумма израсходована в 1891- 1892 годах на Анненковские общественные работы, тоже по губерниям не распределенная; в этот счет не входит и сумма, отпущенная в 1898 и 1899 годах на снабжение населения лошадьми. С добавлением этих расходов общий итог далеко превысит полмиллиарда рублей». Ермолов А.С. Наши неурожаи... т.2. С.9.
xvii Там же.
xviii Ермолов А.С. Наши неурожаи ... Т.2. С.32-33.
xix Там же. С.329-341.
xx Там же. С. 417-418, 421.
xxi Мельников, Р.М. Крейсер Варяг Л., 1983. С.22.
xxii История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1968. Т. VI. С.523.
xxiii Шацилло К.Ф. Русский империализм и развитие флота. М. 1968. С.44.
xxiv Продовольственная кампания 1906-1907 гг. по данным материалов МВД. Спб. 1908. Т. 1. С.343.
xxv Ермолов А.С. Наши неурожаи... Т. I. С. 425.
xxvi Продовольственная кампания 1906-1907 гг. ... Т. 1, С.344-345.
xxvii Там же. С.588-590.
xxviii Петров Ю.А. Налоги и налогоплательщики в России начала ХХ в. // Экономическая история. Ежегодник 2002 М., 2003; Шацилло М.К. Эволюция налоговой системы России в XIX в. // Экономическая история. Ежегодник 2002 М., 2003; Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. М., 2010. 324-325 и др.
xxix Россия. Энциклопедический словарь. Л., 1991. С.201.
xxx П.Д. (Дюшен П.П.) Русский социализм и общинное землевладение. М., 1899. С.91-100.
xxxi При анализе данных по Московской губернии я, ввиду специфики, исключил Московский уезд с окладом в 2 млн.руб.
xxxii Бржеский Н. Недоимочность и круговая порука сельских обществ. СПб., 1897. С. I-II.
xxxiii Там же. С.398.
xxxiv Давыдов М.А. Всероссийский рынок... С.686-812; Давыдов М.А. Статистика землеустройства в ходе Столыпинской аграрной реформы. (1907-1915 гг.) // Российская история. 2011. № 1.
xxxv Миронов Б.Н. Социальная история России. СПб., 2003. С.169-170.
xxxvi Ермолов А.С. Наши неурожаи... Т. 1. С.134-136.
xxxvii Там же. С.142-143.
xxxviii Там же, С.142-174.
xxxix Там же. С.176-177.
xl Из архива С.Ю.Витте. Воспоминания. Том 1. Рассказы в стенографической записи. Кн. 2. СПб., 2003. С.538.
xli Ермолов А.С. Наши неурожаи... Т. 1. С.267-268.
xlii Литошенко умер на Колыме в 1943 г., а его труд, хранившийся в Гуверовском архиве, увидел свет в 2001 году в Новосибирске.
xliii Литошенко Л.Н. Социализация земли в России. Новосибирск, 2001. С.401-406.
xliv Там же, С.406-409
xlv Там же, с.410-414
xlvi Там же, С.416-417
xlvii Зима В.Е. Тупики аграрной политики (1945-1953 гг.) // СССР и холодная война Ред. В.С.Лельчук, Е.И. Пивовар. М., 1995. С.155-159
xlviii Давыдов М.А. Монополия и конкуренция в сахарной промышленности России начала ХХ в. Автореф. канд.дисс. М., 1986. С.7, 16.
xlix Ермолов А.С. Сельскохозяйственные этюды. Киев, 1892. С.63-64.
l Миронов Б.Н. Благосостояние населения ... С.557, 662.
li П.Д. (П.П. Дюшен). Интеллигенция и крестьянство. М., 1904. 131.
lii Риттих А.А. Зависимость крестьян от общины и мира. СПб., 1903. С.90-91.
liii П.Д. (П.П. Дюшен). Интеллигенция и крестьянство... С.139-140.
liv Беляев, М.М., Беляев С.М. Сборник задач противоалкогольного содержания. М.,1914. С.13, 19,20,25.
lv Ермолов А.С. Наши неурожаи... т.2. С. 148-150.
lvi Юрьевский. Возрождение деревни... С.88-91.
lvii Только с 1894 года имеются данные о перевозках всех товаров.
lviii Давыдов М.А. Всероссийский рынок в конце XIX - начале XX вв. и железнодорожная статистика. СПб. : 2010.
lix Дробижев В.З., Ковальченко И.Д., Муравьев А.В. Историческая география СССР. М., 1973. С.257.
lx Давыдов М.А. Всероссийский рынок... С. 524-525.
lxi Там же. С.486-491.
lxii Тюкавкин В.Г. Великорусское крестьянство и Столыпинская аграрная реформа. М., 2001. С.125.
lxiii Давыдов М.А. Всероссийский рынок... С.686-812; Давыдов М.А. Статистика землеустройства в ходе Столыпинской аграрной реформы. (1907-1915 гг.) // Российская история. 2011. № 1.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

lxiv Миронов Б.Н. Благосостояние населения.... С.598.
lxv Чичерин Б.Н. Курс государственной науки. М., 1898. Том III. С.246.
lxvi Министерство финансов. 1802-1902. СПб., 1902. Т.2 с.646-647.
lxvii Миронов Б.Н. Социальная история России...Т. 1. С. 225.
lxviii Петров Ю.А. Налоги и налогоплательщики в России начала ХХ в.// Экономическая история. Ежегодник. 2002. М., 2003. С.386-387.
lxix По вопросу об изменении действующего пассажирского тарифа. СПб., 1907. С.7-8.
lxx Там же, С.7-8
lxxi "Сводная статистика перевозок по русским железным дорогам" за 1913 г. вып.52, СПб., 1915. С.11.
lxxii Там же. С.9-10.
lxxiii Министерство финансов. 1802-1902... С.576
lxxiv Миронов Б.Н. Развитие без мальтузианского кризиса: гиперцикл российской модернизации в XVIII - начале ХХ в. // О причинах русской революции. М., 2009. С.336
lxxv Поткина И. На Олимпе делового успеха: Никольская мануфактура Морозовых. 1817-1917. М., 2004; Маркевич А.М., Соколов А.К. «Магнитка близ Садового кольца»: Стимулы к работе на Московском заводе «Серп и молот», 1883-2001 гг. М., 2005, Бородкин Л.И., Валетов Т.Я., Смирнова Ю.Б., Шильникова И.В. «Не рублем единым»: трудовые стимулы рабочих-текстильщиков дореволюционной России». М., 2010.
lxxvi Миронов Б.Н. Социальная история России... Т. 1, С.291.
lxxvii Миронов Б.Н. Благосостояние населения... С.549-555.
lxxviii История СССР с древнейших времен до наших дней. Первая серия. Т. VI. М., 1968. С. 299.
lxxix Давыдов М.А. Всероссийский рынок...С.523.
lxxx Головин К.Ф. Наша финансовая политика и задачи будущего. 1887-1898. СПб., 1899. С.104-105.
lxxxi История СССР с древнейших времен. Первая серия. М., 1968. Т.VI. С.576.
lxxxii Давыдов М.А. Монополия и конкуренция в сахарной промышленности России начала ХХ века. М., 1986. Автореферат канд.дисс. С.15-16.
lxxxiii «Вестник сахарной промышленности». Киев, 1910. № 30. Телеграмма из Варшавы от 22 июля 1910 г.
lxxxiv Миронов Б.Н. Благосостояние населения...
lxxxv См., в частности, Корелин А.П. Ключевые проблемы социально-экономической истории пореформенной России // Индустриальное наследие. Сборник материалов международной конференции. Саранск, 2005. С.66.
lxxxvi Б.Д. Бруцкус писал, что «это объяснение было недостаточно даже и в 70-х гг., когда оно было формулировано; уже тогда крестьяне хозяйничали ведь не только на надельной земле, а еще на приарендованной. Тем более оно несостоятельно сейчас, когда «открылись широкие возможности для интенсивирования крестьянского хозяйства, когда» крестьяне Юго-Запада и в «большой части черноземной полосы живет в значительной мере работой в чужих хозяйствах, когда население имеет разнообразные промыслы - местные и отхожие, и когда имеются целые районы промышленной полосы, в которых большинство сельского населения состоит из женщин и детей, остающихся на месте лишь потому, что в наших неблагоустроенных городах жить дорого и нездорово»  . Бруцкус Б.Д. К современному положению аграрного вопроса Пг., 1917. С. 7.
lxxxvii По существу, в рамках социально-экономической проблематики оборот «традиционный подход(ы)» в преобладающей части вытекает именно из натурально-хозяйственной концепции.
lxxxviii Бруцкус Б.Д. К современному положению.... С.6-7.
lxxxix Головин К.Ф. Мужик без прогресса или прогресс без мужика? СПб., 1895. С.34-36.
xc Давыдов М.А. Всероссийский рынок .... С.360.
xci Ходоки - крестьяне, которых односельчане уполномачивали разведать обстановку на местах возможных переселений.
xcii Сельское хозяйство России в ХХ веке. М. 1923. С.30-53.
xciii Давыдов М.А. Всероссийский рынок...С. 753-779; Давыдов М.А. Статистика землеустройства в ходе Столыпинской аграрной реформы (1907-1915) // Российская история, 2011, с.56-73.
xciv Давыдов М.А. Всероссийский рынок...546-584.

<!--pagebreak--><!--pagebreak-->

xcv Чичерин Б.Н. Воспоминания. Т.II. М., 2010. С.235-237.
xcvi Семенов С.Т. Крестьянское переустройство. М. 1915. С. 74-86; Герье В.И. Второе раскрепощение. М., 1911. С.15-30.
xcvii В конце 1850-х гг. в России доля лиц с высшим и полным средним образованием составляла 0,9% населения Европейской России старше 19-ти лет. В 1897 г. в Европейской России насчитывалось 774,6 тыс.чел. с высшим и полным средним образованием, т.е. 1,61% населения старше 19-ти лет (Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. М., 2010. С.646). При всей относительности этих данных они, безусловно, показательны. Напомню, что до Великих реформ страна пережила «золотой век» своей молодой литературы, представителей которого было менее десяти человек на 50 миллионов населения.
xcviii Головин К.Ф.Сельская община в литературе и действительности. Спб., 1887.
xcix Гурко В.И. Отрывочные мысли по аграрному вопросу. СПб. 1906 г. С.38-39.
c Там же. С.42.
ci В.И. Гурко. Черты и силуэты прошлого. М., 2000. С.495-496.
cii Достоевский Ф.М. Дневник. Статьи. Записные книжки. М., Т. 1. 1845-1875. С. 409-411.
ciii Зима В.Е. Тупики аграрной политики... С.142-152.
civ История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). М., 1950. С.219.
cv Данилов А.А., Косулина Л.Г., Брандт М.Ю. Истории России. ХХ-начало XXI века. Учебник для 9 класса общеобразовательных учреждений. М., 2005. С.122.
cvi Соколов А.К. Курс советской истории. 1917-1940. М., 1999. С.88.
cvii Кристкалн А.М. Указ. соч.
cviii Уральская, Оренбургская, Челябинская, Уфимская, Екатеринбургская, Вятская, Трудовая Коммуна немцев Поволжья, Самарская, Саратовская, Симбирская губернии и Татарская республика. Однако голод имел и свою обширную периферию. А.М. Кристалн пишет, что голод «поразил 16 российских губерний, 3 автономные республики, 3 автономные области и Трудовую коммуну немцев Поволжья. На этой территории проживало 34 589,4 тыс. человек. Однако в 1922 г. голод охватил также города Москву (население 1028,2 тыс. чел.) и Петроград (894,1 тыс. чел.). Московскую, Петроградскую, Омскую, Пензенскую, Нижегородскую, Курскую и Тамбовскую губернии с общим населением в 13 731,3 тыс.человек. Кроме того, в 1921 г. голодали пять губерний Украины с населением в 9 542,2 тыс. чел., Азербайджан (2097. тыс. чел.), Армения (1214,4 тыс. чел.). Казахстан (5018.3 тыс. чел.), а также Дагестан (798.2 тыс. чел.) и 2 автономные области (832 тыс. чел.). В 1921 г. в зоне голода, по нашим данным, уже проживало 69 795.1 тыс. человек (все население страны составляло 134 663 800 человек». Кристкалн А.М. Голод 1921 г. в Поволжье... С.17.
cix Латыпов Р.А. Помощь АРА Советской России в период «великого голода» 1921-1923 гг.http://www.relga.ru/Environ/WebObjects/tgu-www.woa/wa/Main?textid=864&level1=main&level2=articles
http://www.polit.ru