Виктор Шнирельман. Символическое прошлое. Борьба за предков в Центральной Азии (1-часть)
Виктор Александрович Шнирельман (р. 1949) - этнолог, главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии Российской академии наук, член Европейской академии.
Советское учение об этногенезе, говорящее о сложном формировании народов, позволяло включать в число древних предков самые разные группы населения. И это открывает тюркским интеллектуалам возможность приобщиться к "арийскому наследию" ираноязычных кочевников раннего железного века. Однако за этой возможностью и желанием ею воспользоваться стоят разные мотивации, что ведет к разному пониманию сути "арийства".
Виктор Александрович Шнирельман (р. 1949) - этнолог, главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии Российской академии наук, член Европейской академии.
Советское учение об этногенезе, говорящее о сложном формировании народов, позволяло включать в число древних предков самые разные группы населения. И это открывает тюркским интеллектуалам возможность приобщиться к "арийскому наследию" ираноязычных кочевников раннего железного века. Однако за этой возможностью и желанием ею воспользоваться стоят разные мотивации, что ведет к разному пониманию сути "арийства".
Для туркмен, казахов и узбеков обретение арийского прошлого означает, прежде всего, утверждение своего статуса как "коренного народа" и, следовательно, легитимирует их право на строительство своего государства на территории, предстающей "древней прародиной". "Арийское родство" также предоставляет тюркским народам почетное место в древней истории и уравнивает их с европейцами, помогая освободиться от комплекса ущербности. Ценным представляется воинственный дух арийцев, прививающий людям чувство патриотизма и готовность защищать родину от внешних врагов. Большое значение придается высоким моральным идеалам арийцев, их "духовной чистоте". Наконец, новые государства Центральной Азии нуждались в образе единых древних предков для консолидации нации и преодоления трайбализма и регионализма.
Однако у местных авторов нет единства в трактовке образа древних кочевников в качестве своих отдаленных предков. Некоторые, следуя советской академической традиции, пишут о сложном процессе смешения изначально ираноязычных племен с пришлыми тюрками, и в этом контексте "арийцы" рассматриваются в одном ряду с другими предками. Другие утверждают, что еще в глубокой древности среди местных племен были как ирано-, так и тюркоязычные. Третьи превозносят "арийство" своих предков и изображают тюрков кровожадными захватчиками. Четвертые, признавая "арийство" предков, приписывают им изначальное тюркоязычие. Пятые доказывают, что тюркоязычные группы жили в Средней Азии еще в бронзовом веке, а ираноязычные кочевники пришли позднее. Кроме того, у отдельных авторов наблюдается сдвиг от концепции "смешения" к представлению о лингвистической или соматической "чистоте" предков и о прямой преемственности между ними и их потомками. Этот сдвиг совпадает с эпохой становления среднеазиатских постсоветских государств.
Интересно, что язык далеко не всегда оказывается надежным критерием родства, и для многих авторов процесс перехода от ирано- к тюркоязычию нисколько не ставит под сомнение идею преемственности. Некоторым кочевой образ жизни и связанная с ним культура кажутся не в пример важнее языка. Но наиболее соблазнительной для многих является биологическая преемственность. В этой связи говорится о едином расовом типе, объединяющем предков с потомками (туркмены), или о "родстве по крови", если в течение тысячелетий физический тип претерпевал существенные изменения (казахи).
Туркменистан
Туркменский художник Сулий Яранов еще в 1980-х годах пытался представить арийцев едва ли не главными предками туркмен. Он прославлял арийцев как создателей ранних цивилизаций, противопоставлял их тюркам, отвергал пантюркизм и обвинял огузов в разгроме Арии, "древнейшей страны мира"[2].
В конце 1980-х годов туркменский историк, публицист и кинодраматург Марат Дурдыев издал популярную брошюру о происхождении туркменского народа. Тогда он рисовал сложную картину его формирования на основе взаимодействия разнообразных местных и пришлых групп населения. Особенностью работы было то, что, во-первых, Дурдыев называл расовый тип главным признаком общности туркмен ("могут меняться язык, культура того или иного народа, но он остается именно этим народом, если не меняется его расовый тип"[3]); во-вторых, уделял особое внимание древним местным предкам, говорившим на иранских языках; и, наконец, в-третьих, настаивал на ошибочности утверждения связи предков туркмен исключительно с кочевым миром, ибо древнейшее местное население было создателем земледельческой цивилизации. Так среди предков туркмен оказывались и кочевники, и земледельцы. Языковой фактор не имел для Дурдыева особой ценности, и его ничуть не смущал факт тюркизации местного ираноязычного населения. Главными источниками свидетельств о происхождении туркмен ему служили не фольклор и лингвистика, а археология и физическая антропология. Они убеждали его в том, что древние восточноиранские племена, обитавшие когда-то на территории Туркменистана, составили "этногенетическое ядро" туркменского народа. Эта схема сохранилась в расширенном переиздании брошюры, вышедшей в 1991 году, где Дурдыев начал доказывать особую связь предков туркмен с древними парфянами.
Став в 1995 году заместителем главы Национальной администрации по изучению, защите и реставрации памятников истории и культуры Туркменистана, Дурдыев издал в газете "Туркменская искра" серию статей, посвященных парфянскому наследию[4]. При этом его вдохновляли многолетние раскопки городища Ниса, первой столицы древней Парфии. Если раньше он уделял равное внимание различным предкам (парфянам, аланам, эфталитам, огузам), то теперь именно история парфян и Парфянского царства казалась ему "золотым веком" туркменского народа, которым следовало гордиться. Ведь Парфия была "крупнейшей державой античного мира", веками успешно соперничала с Римом и оказала "громадное влияние на развитие мировой культуры". Парфию Дурдыев представлял исконной страной "Авесты" и "родиной зороастризма", однако об "ариях" он при этом даже не упоминал. Хорошо сознавая политическую роль этногенеза, он подчеркивал, что в период возрождения народу нужно четко знать, где располагалась его прародина и на какой этнической основе тот вырос. При этом он тщательно обходил вопрос о языке "далеких предков туркменского народа". Зато особое внимание он уделил отделению Парфии от государства Селевкидов и обретению независимости, которые он связывал с "подъемом парфянского национального сознания". И современнику трудно было избежать ассоциаций с обретением Туркменистаном независимости в результате распада Советского Союза.
О значении Нисы для туркменской идентичности писали и некоторые другие туркменские историки. Но, если в поисках благородных истоков туркменской генеалогии Дурдыев избегал акцента на ее тюркских основах и, вопреки местной фольклорной версии, отказывался связывать ее исключительно с Огузами[5], то президент Туркмении Сапармурат Ниязов подчеркивал именно сельджукские корни туркменской государственности. В 1998 году по указанию Ниязова были расформирован Институт истории и ликвидирована Академия наук. Вместо этого, был создан Институт истории при кабинете министров Туркменистана, которому было поручено подготовить двухтомную "Историю туркменского народа"[6].
Понимая, что ортодоксальная версия тюркской истории не обладала вожделенной исторической глубиной, туркменские идеологи попытались ее исправить. Тут-то им и понадобилось обращение к древнейшим слоям этногенеза. Ставший во второй половине 1990-х годов советником президента Ниязова, археолог Овез Гундогдыев, подобно Дурдыеву, включил в число предков туркмен мидян, скифов, саков, массагетов и парфян, однако, в отличие от последнего, доказывал, что все они были тюркоязычными. Тем самым, по его словам, туркмены пронесли народное единство и свой язык через тысячелетия[7]. Однако "антропологического (расового) подхода" Дурдыева он не принял, отметив отсутствие строгих соответствий между физическим типом и языком[8]. Считая главным слагаемым этногенеза язык, он освежил старые построения турецких пантюркистов новыми фантазиями некоторых современников и самостоятельной интерпретацией новейших научных гипотез и попытался возродить пантюркистскую схему мирового развития[9]. Так он "восстанавливал справедливость", расчищая место тюркоязычным народам в древнейшей истории человечества, где ортодоксальная наука их не находила.
Между тем, не полагаясь на местных историков, Ниязов решил сам взяться за создание величественного национального мифа. Итогом этой работы стала книга "Рухнама", где туркмены рисовались "древним государствообразующим народом", и среди их древнейших прародителей назывались знаменитые Маргиана и Парфия[10]. В феврале 2001 года "Рухнама" была утверждена властями Туркменистана в качестве "священной настольной книги народа", и с тех пор ее принялись изучать во всех местных школах[11]. Если уже Гундогдыева не устраивала фольклорная версия, изображавшая Огуз-хана предводителем средневековых огузов, и он отождествлял того со знаменитым предводителем гуннов Модэ Шаньюем, то "Рухнама" шла много дальше. В ней время жизни Огуз-хана было отнесено к рубежу четвертого-третьего тысячелетия до нашей эры. Тем самым, туркмены становились подлинными автохтонами и могли претендовать на все местное прошлое начиная с глубочайшей первобытности.
Казахстан
Казахские идеологи также увлекаются тюркизацией древних кочевников. Но такой маневр представляется им важным еще и потому, что, как им кажется, это помогает Казахстану отстоять целостность своих границ от претензий со стороны некоторых влиятельных российских политиков и интеллектуалов. Поэтому еще накануне обретения независимости некоторые из них не только настаивали на тюркоязычии саков, но и опирались на соответствующие археологические памятники для легитимации Казахстана в его современных границах[12].
Впрочем, стремление наделить древних кочевников тюркским языком появилось у отдельных авторов еще в советские годы. Так, казахский историк Мусат Ахинжанов настойчиво доказывал, что казахский народ складывался исключительно автохтонным путем. В его работе скифы и саки рисовались тюркоязычными племенами, а этноним "казах" он находил в китайских хрониках III века до нашей эры[13]. Но его мотивы были иными: в советское время акцент на автохтонизме помогал местным авторам избегать опасного для них упрека в пантюркизме. Такой подход опирался на установочную работу Сергея Толстова, написанную в период позднего сталинизма, когда автохтонность играла большую политическую роль[14].
Казахский археолог Руслан Исмагилов еще в советские годы начал искать прародину скифов далеко на востоке, обнаруживая там значимые для "арийской прародины" географические ориентиры (море гипербореев, Рифейские горы и так далее)[15]. А после распада СССР он стал открыто доказывать, что среди скифского и сакского населения встречались тюркоязычные группы[16].
Иными словами, еще в советские годы у ряда казахских историков и археологов возникло стремление наделять местных кочевников раннего железного века тюркоязычием, что укрепляло идею автохтонного происхождения казахского народа. Но это нисколько не умаляло ценности "арийского наследия", ибо исконными носителями тюркских языков эта версия объявляла именно "арийцев" (скифов, саков).
Идея автохтонизма была стержнем государственной "Концепции становления исторического сознания в Республике Казахстан", где подчеркивалась прямая преемственность от андроновской культуры бронзового века и саков до современных казахов. По языку все эти культуры трактовались как "в основном тюркоязычные"[17]. Этому подходу следовала многотомная "История Казахстана. С древнейших времен до наших дней", выходившая в Казахстане во второй половине 1990-х[18].
Правда, среди казахских авторов нет полного единства. Некоторые хранят верность ортодоксальной концепции умеренного автохтонизма. Они продолжают считать саков ираноязычным населением, но видят происхождение предков казахов в смешении саков с пришлыми тюркскими племенами, утверждая, что культура и традиции при этом мало изменялись. В построениях этих авторов немалую роль играет расовый аргумент, и в формировании народа "раса" (в данном случае южносибирская) оказывается важнее языка и культуры. Ведь именно она лучше всего остального подтверждает идею автохтонности[19]. К другой группе относятся авторы, оставлявшие открытым вопрос о языке местного населения эпохи раннего железного века. По их словам, "прототюркские языки" начали распространяться в регионе начиная с рубежа нашей эры[20].
Нечеткость такого рода концепций и неоднозначность трактовки скудных источников позволяла некоторым авторам с легкостью переходить из одной группы в другую. Так, в конце 1980-х годов казахский археолог Камаль Акишев, с одной стороны, выступал против "вульгарного автохтонизма" и трактовал процесс становления казахского народа как синтез автохтонного индоевропейского населения и пришлого тюрко-монгольского; но с другой, - предполагал наличие "значительного прототюркского компонента в местной этнической среде"[21]. В соответствии с этим даже президент Нурсултан Назарбаев, чьим советником долгие годы был Акишев, не забывал упомянуть о "древних корнях духовности", идущей от "ариев" Синташты и Аркаима[22]. Такая трактовка древней истории включена в казахский учебник, где ранние этапы этногенеза казахского народа представляются следующим образом:
"Дух пришлых хуннских народов напластовывается на дух потомков древних ариев в плавильных котлах первых двух хунну-гуннских империй"[23].
Примечательно, что если сегодня российские археологи изучают курганы пазырыкского времени на Алтае в русле исследования скифской проблемы, то для казахских археологов и историков такие изыскания представляются важной частью изучения этногенеза казахского народа[24].
Арийцев и саков причисляет к предкам и казахский историк Александр Кадыров. В его работе именно с ними связаны "славные времена", когда те успешно боролись с персами и дали отпор воинам Александра Македонского[25]. И, хотя, как подчеркивает автор, арии и саки относились к европеоидной расе и говорили на иранском языке, именно с них он начинает длительную линию непрерывной эволюции, в конечном итоге приведшей к появлению современных казахов[26].
Сегодня в казахских школьных пособиях наблюдается разноголосица. Так, учебник для 5 класса населяет Казахстан эпохи бронзы носителями одновременно и индоиранских (включая ариев), и алтайских языков. Саки называются там "предками казахского народа"[27]. А в учебниках для 10 класса саки то отождествляются с "арийцами" (но об их языке ничего не говорится)[28], то представлены "тюркоязычными племенами"[29].
Крайнюю позицию занимают некоторые самодеятельные казахские авторы, которым отсутствие цеховых ограничений позволяет высказывать самые рискованные гипотезы. Так, инженер-механик Шахмурат Куанганов изобретает неких древних "аргунов-арийцев" и приписывает им великую цивилизационную миссию[30]. Иными словами, он воспроизводит некоторые идеи пантюркизма, но считает нужным сохранить для далеких предков славное имя "арийцы". Возникает странный гибрид, сочетающий в себе черты одновременно пантюркизма и "арийской теории", находившихся когда-то в непримиримой вражде.
Еще дальше идет московский политолог казахского происхождения Искандер Ундасынов. Заинтересовавшись историей казахского народа, он выпустил научно-популярную книгу, посвященную предкам казахов в древности и в средние века. Древнейший пласт, лежащий в основе казахского народа, он связывал с индоевропейцами, создателями андроновской культуры позднего бронзового века, которых он назвал "ариями". Он подчеркивает, что "родиной ариев был Казахстан и прилегающие к нему территории", "родиной всех индоиранских народов является Великая степь, а ее центром - степи современного Казахстана"[31]. Его восхищает господство арийских племен в евразийских степях в раннем железном веке, причем савроматов, сарматов, саков и усуней он безоговорочно включает в состав предков казахского народа. Тем самым, и переворот в военном деле (колесницы, конница, доспехи), и завоевательные походы ариев оказываются связанными с предками казахов. Ариев автор называет не иначе, как "могучей" и "великой" общностью; в их лице кочевники достигли "зенита своего могущества", создав крупные империи[32].
Этническую преемственность, идущую от раннего железного века, Ундасынов связывает с хозяйственно-культурным типом и образом жизни. Тот факт, что за последние два тысячелетия здесь сменились язык (с восточноиранского на тюркский) и физический тип (с европеоидного к смешанному европеоидно-монголоидному), его, как и многих других казахских авторов, не смущает.
Примечательно, что Ундасынов объявлял этнические противоречия едва ли не движущей силой истории[33]. Так, для объяснения тяги кочевников к завоеванию новых земель он прибегал к социобиологическому аргументу. Речь шла о якобы "заложенном природой в человеческие сообщества (этносы), как и в популяции животных, стремлении к безграничному расширению ареала своего проживания и к занятию высшей ступени в иерархии себе подобных коллективов"[34]. Иными словами, заявляя о своем неприятии расизма, автор искал движущие силы исторического процесса в этнорасовой парадигме.
Впрочем, какие бы суждения ни выносили казахские историки, власти Казахстана сами решили вопрос о предках. По их воле в Алма-Ате на площади Республики была воздвигнута 30-метровая стела в честь обретения государственного суверенитета. Стелу венчает фигура сакского воина, стоящего на крылатом барсе. Эта фигура воспроизводит образ знаменитого "Золотого человека", найденного археологами еще в советские годы в кургане Иссык. Тем самым, сакам отводится почетная роль первопредков, своими доблестными подвигами положивших начало славному пути, приведшему в конечном итоге к национальной независимости[35]. А в начале июля 2008 года во время празднования десятилетнего юбилея Астаны в республиканском музее публике демонстрировали золотые украшения саков, представляя тех "древними тюркскими племенами". В итоге история, начавшаяся победой кочевых саков над персами, увенчалась успехом - созданием своей национальной государственности. И не беда, что на это понадобилось 2500 лет. Зато это подчеркивало заслуживающие безусловного уважения упорство и целеустремленность предков.
Так казахи обретают предков, которыми по праву можно гордиться и которые оказываются, во-первых, местными (выдерживается принцип автохтонизма); во-вторых, достаточно древними; в-третьих, создателями важных культурных достижений; в-четвертых, успешными защитниками отечества; в-пятых, носителями "европеоидного расового типа". Все это позволяет казахам ассоциировать себя с Европой и динамичным Западом, а не с застойным Востоком. Это, по сути, является реинтерпретацией советского идейного наследия, подчеркивавшего передовой характер советских народов по отношению к "отсталой Азии".
Узбекистан
В советское время в Узбекистане наибольшую популярность получил подход, основывавшийся на междисциплинарных исследованиях советских ученых, исходивших из многокомпонентного состава народов мира. В отношении Средней Азии этот подход говорил о длительном процессе смешения местных аборигенов, носителей восточноиранских языков, с пришлыми тюркоязычными племенами. Итогом этого процесса и было, по мнению советских авторов, формирование предков узбеков и таджиков[36]. Среди предков узбеков назывались племена раннего железного века (саки, массагеты и другие), связанные с миром иранских кочевников. И это открывало узбекам соблазнительную возможность включать эти племена в свой этногенез, тем самым, во-первых, значительно раздвигая его временные рамки, а во-вторых, описывая культурные достижения этих племен как достижения своих непосредственных предков[37].
Как мы знаем, такую операцию можно было проделать двумя способами: более осторожно, включая древних ираноязычных кочевников в число своих предков, или более прямолинейно, наделяя их тюркской идентичностью. В советское время ведущий узбекский этнограф Карим Шаниязов писал о многокомпонентном составе узбеков, включавшем в себя различные этногенетические пласты. Он подчеркивал, что "этническую основу их этногенеза составили древние жители Среднеазиатского междуречья и Хорезма (саки, массагеты, согдийцы, хорезмийцы и другие)", смешавшиеся в дальнейшем с пришлыми тюркоязычными племенами[38]. Сомнений в том, что население раннего железного века говорило на восточноиранских языках, у него не было, причем он придерживался этого мнения и в постсоветские годы[39].
Более прямолинейным был ревизионистский подход, наделявший древних кочевников тюркским языком. Одним из первых тюркизацией кочевников эпохи раннего железного века занялся узбекский этнограф Мутал Эрматов. Он решительно отвергал идею об "арийской принадлежности" саков и массагетов и доказывал, что они были "чужды по крови иранской расе"[40]. Его главные аргументы сводились к тому, что обычаи саков были сходны с обычаями предков узбекского народа. В особенности он подчеркивал, что "сакский народ был смелым, ловким, храбрым, честным и стойким", и это убеждало его в том, что тем самым решался вопрос об этнической принадлежности. Выступая против европоцентризма в виде "колониального господства иранских завоевателей", он воспевал героизм древних коренных жителей Средней Азии и утверждал, что они были тюркоговорящими[41]. Иными словами, если многие узбекские авторы доказывали, что в культуру узбеков вошло наследие древних ираноязычных кочевников, то Эрматов безоговорочно считал это наследие исключительно тюркским.
Правда, в советские годы такой подход не приветствовался. Даже в начале 1990-х узбекские ученые все еще описывали формирование узбекского народа как слияние иранских племен с пришлыми тюрками[42]. Однако под явным влиянием давнего и усиливавшегося в постсоветские годы спора между таджикскими и узбекскими авторами, связанного с этнической интерпретацией древней и средневековой истории, взгляд узбекских специалистов на предков стал меняться. Во второй половине 1990-х годов академик Ахмадали Аскаров уже утверждал, что тюрки появились на территории Узбекистана в конце эпохи бронзы[43]. Сегодня он готов наделять тюркоязычием создателей андроновской культуры позднего бронзового века, не говоря уже о кочевниках раннего железного века. Правда, он допускает, что среди тех все же встречались и ираноязычные, но, ссылаясь на китайскую мифологическую традицию, древнейших "арийцев" он безоговорочно провозглашает "тюрками". В остальном он следует упомянутой выше теории синтеза культур[44]. Тюркизация культуры бронзового века требуется ему для того, чтобы противостоять влиятельной идее об ираноязычии древних племен Средней Азии и Казахстана, постоянно использующейся таджикскими идеологами для антиузбекской пропаганды. Он же со своей стороны доказывает, что, обитая в Средней Азии не менее 3500 лет, тюрки также являются "коренным населением".
Похоже, это мнение разделяется Институтом истории Академии наук Республики Узбекистан, где убеждены в том, что "древнейшие тюрки" жили в Средней Азии еще до "индоарийского завоевания"[45]. Сегодня такие идеи иной раз включаются даже в школьные учебники. Так, в пособии для учителей саки и массагеты представлены предками узбеков. Там же повествуется об их героической борьбе с персами и Александром Македонским, что заставляет вспомнить упомянутую выше книгу Эрматова. Религия "Авесты" там тоже приписывается "нашим предкам"[46]. В учебнике для 7 класса к предкам узбекского народа причисляются как местные восточноиранские группы, включая саков и массагетов, так и пришлые тюрки, но сложение узбекского народа датируется IX - началом XII века[47].