Одно из секретных сообщений, обнародованных «Викиликс», характеризует пару Путин-Медведев как Бэтмена и Робина. Эту аналогию стоит продолжить: а сам Джулиан Ассандж, отец «Викиликс», не является ли очевидным двойником Джокера (из «Темного рыцаря» Кристофера Нолана)? В этом фильме новый окружной прокурор Харви Дент, одержимый борьбой с самоуправством толпы, сам становится коррупционером и идет на убийства. Но вот Дент убит. Бэтмен и его друг-полицейский Гордон понимают, что город погрязнет в безнравственности, если об убийствах Дента станет известно. Бэтмен уговаривает Гордона сохранить репутацию Дента незапятнанной и берет все преступления на себя. Гордон уничтожает Бэт-сигнал. И тогда начинается охота на самого Бэтмена. Ложь во спасение общественной нравственности - это основная мысль фильма: только ложь способна спасти нас. Неудивительно, что (как ни парадоксально) единственный апологет правды в фильме - Джокер, он же главный злодей. Цель его терактов в городе Готэме вполне ясна: он остановится, когда Бэтмен пожелает снять маску и покажет свое истинное лицо. Чтобы не дать Бэтмену открыться и таким образом защитить его, Дент говорит прессе, что Бэтмен - это он. Вот вам еще одна ложь. Чтобы заманить Джокера в ловушку, Гордон инсценирует собственную смерть. Опять ложь...

Одно из секретных сообщений, обнародованных «Викиликс», характеризует пару Путин-Медведев как Бэтмена и Робина. Эту аналогию стоит продолжить: а сам Джулиан Ассандж, отец «Викиликс», не является ли очевидным двойником Джокера (из «Темного рыцаря» Кристофера Нолана)? В этом фильме новый окружной прокурор Харви Дент, одержимый борьбой с самоуправством толпы, сам становится коррупционером и идет на убийства. Но вот Дент убит. Бэтмен и его друг-полицейский Гордон понимают, что город погрязнет в безнравственности, если об убийствах Дента станет известно. Бэтмен уговаривает Гордона сохранить репутацию Дента незапятнанной и берет все преступления на себя. Гордон уничтожает Бэт-сигнал. И тогда начинается охота на самого Бэтмена. Ложь во спасение общественной нравственности - это основная мысль фильма: только ложь способна спасти нас. Неудивительно, что (как ни парадоксально) единственный апологет правды в фильме - Джокер, он же главный злодей. Цель его терактов в городе Готэме вполне ясна: он остановится, когда Бэтмен пожелает снять маску и покажет свое истинное лицо. Чтобы не дать Бэтмену открыться и таким образом защитить его, Дент говорит прессе, что Бэтмен - это он. Вот вам еще одна ложь. Чтобы заманить Джокера в ловушку, Гордон инсценирует собственную смерть. Опять ложь...

Кто же такой тогда Джокер, который хочет открыть правду, спрятанную под маской, будучи убежденным в том, то это нарушит спокойствие общества? Террорист? А разве немыслимая популярность фильма не указывает на то, что он наступает на больную мозоль нашего идеолого-политического бомонда: его нежелание открывать и слышать правду? В этом смысле «Темный рыцарь» - это, по сути, новая версия двух классических вестернов Джона Форда («Форт Апачи» и «Человек, который застрелил Либерти Вэланса»), которые повествуют о том, как Ложь приходится поднимать до Правды, чтобы цивилизовать Дикий Запад. То есть, как наша цивилизация строится на Лжи. Здесь следует задуматься над таким вопросом: отчего сейчас, в этот самый момент у нас снова появилась необходимость во Лжи для поддержания социальной системы? Отчего снова актуален Лео Штраус?

Этот кризис демократии также является причиной новой волны популярности Лео Штрауса: ключевая черта его политических взглядов, которая делает их столь востребованными сегодня - это элитистское видение демократии, то есть сама мысль о "необходимой лжи", о том, как следует править элитам, зная об истинном положении вещей (жесткая материалистическая логика власти и т.п.) и кормить людей сказками, чтобы те оставались в своем блаженном неведении. Для Штрауса урок, извлеченный из суда и казни Сократа, состоит в том, что Сократ виновен по всем пунктам: философия в самом деле представляет угрозу для общества. Ставя под сомнения богов и этос города, философия подрывает преданность граждан и, таким образом, сам фундамент нормальной жизни общества. Тем не менее, философия - высочайший и самый достойный взлет человеческого разума. Решение этого конфликта заключается в том, что философы должны хранить (собственно, они и хранили) свое учение в тайне, передавая его дальше с помощью особого искусства «чтения между строк», понятного только посвященным. Подлинный скрытый смысл «Великой Традиции» философии от Платона до Гоббса и Локка в том, что нет никаких богов, что нравственность - это предрассудок, не имеющий под собой никаких оснований, и что общество не укоренено в природе...

Как же тогда нам оценивать борьбу «Викиликс» и американской империи. Публикует ли "Викиликс" государственные секреты США, чтобы поддержать свободу информации и право людей знать правду? Или это теракт, представляющий угрозу стабильности информационных отношений? А что если это не настоящая борьба? Что если решающая идеологическая и политическая битва развернулась внутри самого «Викиликс»: между радикальным шагом по публикации государственных секретов и тем, как этот шаг был заново вписан в гегемонистское идеолого-политическое поле в том числе и самим «Викиликсом».

Здесь не идет речь о «корпоративном сговоре», то есть о сделке между «Викиликс» и пятью крупными СМИ, получившими эксклюзивное право выборочно публиковать эти секретные документы. Гораздо важнее конспиративные наклонности «Викиликс»: «хорошая» тайная организация («Викиликс») напала на плохую (Госдепартамент США). Тут враг определен: это (некоторые) американские дипломаты, которые замалчивали правду, манипулировали общественностью и унижали своих союзников, беспринципно преследуя свои цели. В данной интерпретации «власть» - это плохие парни где-то там наверху, которые врут и манипулируют обществом, а не сила, которая пронизывает все общество, проходя сверху вниз и определяя то, как мы работаем, потребляем и думаем. «Викиликс» на себе почувствовал это рассредоточение власти, когда компании, являющиеся частью общества («Мастеркард», «Виза», «Пейпал», «Бэнк оф Америка»), стали объединять усилия с государством, чтобы сабатировать деятельность «Викиликс». За подобные конспиративные выпады приходится платить тем, что сам оказываешься втянутым в них, неудивительно, что уже нет недостатка в теориях о том, кто стоит за «Викиликс» (не само ли ЦРУ?).

Конспиративная теория дополняется своей прямой противоположностью: либеральным восприятием «Викиликс» как еще одной главы в славной истории борьбы за «свободу информации» и «право граждан знать правду». В конечном итоге «Викиликс» сводят просто к более радикальному случаю «журналистских расследований», этого любимого детища либеральных борцов за свободу. А отсюда остается всего один крошечный шажок до идеологии бестселлеров и голивудских блокбастеров (начиная с фильма «Вся королевская рать» и заканчивая «Делом о пеликанах»), в которых парочка простых парней находят скандальные факты, которые доходят до самого Президента, которому ничего не остается, как подать в отставку. Даже если удается доказать, что коррупция достигла самого верха, смысл таких произведений все равно оптимистичен и пронизан идеологией: какая же великая у нас страна, в которой парочка простых ребят, вроде нас с тобой, может скинуть Президента, самого могущественного человека на всей Земле!

Окончательная победа господствующей идеологии наступает тогда, когда она может позволить себе безжалостную самокритику (или ее видимость). Антикапиталистических движений нынче пруд пруди, более того, мы также видим, как со всех сторон нам живописуют ужасы капитализма: книги, газетные расследования и телепередачи клеймят компании, безжалостно загрязняющие окружающую среду, коррумпированных банкиров, которые продолжают получать жирные откаты, в то время как их банки выживают только за счет господдержки, жестокие предприятия, которые эксплуатирую детский труд и так далее, и тому подобное. Однако в этом потоке информации есть один нюанс: критики (даже самые беспощадные), как правило, не ставят под сомнение демократически-либеральные основания борьбы с этими перегибами. Их (явная или скрытая) цель - демократизировать капитализм, распространить демократический контроль на сферу экономики с помощью общественных СМИ, парламентских проверок, более жестких законов, честных полицейских расследований и так далее, и тому подобное. Но при этом никто не усомниться в демократичности основании (буржуазного) правового государства. Оно остается священной коровой, которую не смеют тронуть даже самые радикальные формы этого «этического анти-капитализма» (форум в Порту-Алегре, сиэттлское движение). А вопрос-то вот в чем: можно ли свести к этому «Викиликс»?

Ответ, разумеется, отрицательный: в деятельности «Викиликс» с самого начала было нечто, что ушло далеко за рамки либерального вопроса о свободном потоке информации. Не следует смотреть на эту крайность с точки зрения содержания. Единственное, что по-настоящему удивляет в разоблачениях «Викиликс» - это то, что ничего удивительного в них нет: разве мы узнали не в точности то, что ожидали? Всего-навсего были сорваны маски: мы больше не можем притворяться, что не знаем чего-то, когда все знают, что мы это знаем. Таков парадокс общественного пространства: даже если некий факт известен всем, сказать о нем вслух - значит, все изменить. Если мы задумаемся о предшественниках «Викиликс», нам следует вспомнить, что одним из первых шагов нового большевистского правительства в 1918 году было широкое обнародование всех секретов царской дипломатии, всех тайных соглашений, всех тайных подпунктов общедоступных документов и так далее. Тогда, как и сейчас, удар наносился не только по упомянутым в этих документах, но и по всему госаппарату. (Через двадцать лет, правда, Сталин сам создал исключительный образец тайной дипломатии, с секретными пунктами (о разделе Восточной Европы), которые прилагались к обнародованному пакту Молотова-Риббентропа от 1939 года).

«Викиликс» на самом деле угрожает формальному режиму работы власти: глубинная логика дипломатической деятельности была в некотором смысле де-легитимизирована. Истинный план был не в разоблачении грязных подробностей и конкретных виновников (которых, уж если на то пошло, со временем заменят другие) или, короче говоря, власть имущих, а власти как таковой, ее структуры. Не следует забывать, что власть включает в себя не только свои институты и законы, но также законные («обычные») способы спорить с ней (через независимую прессу, НПО и тому подобное). И, как точно сформулировал Сарой Гири, активисты «Викиликс» «бросили вызов власти, бросив вызов тем каналам, через которые обычно бросают вызов власти и раскрывают правду»[i].

Разоблачения «Викиликс» не адресованы нам, гражданам, как неудовлетворенным личностям, изголодавшимся по грязным тайнам того, что творится за закрытыми дверьми в коридорах власти. Их цель - не просто смутить власть имущих. Разоблачения «Викиликс» приносят с собой призыв мобилизоваться на долгую борьбу за изменение работы власти, которая выходит далеко за границы представительной демократии. Уолтер Липпман, икона американской журналистики XX века, сыграл ключевую роль в самоосознании американской демократии. Хотя и придерживаясь политически прогрессивных взглядов (в частности, он выступал за честность в отношениях с Советским Союзом и так далее), он выдвинул теорию СМИ, от откровенности которой леденела кровь. Он сформулировал концепцию «производства согласия», позднее приобретшую известность благодаря Науму Хомскому, однако у Липпмана она имела положительный смысл. В «Общественном мнении» (1922 года)[ii] он писал, что «правящий класс» должен принять вызов (для него, как и для Платона, общество было большим зверем или растерянным стадом) и выбраться из «хаоса частных мнений». Поэтому стадом граждан должен управлять «специальный класс, чьи интересы не ограничиваются своими узкими классовыми интересами». Этот элитарный класс должен работать как механизм, обладающий знанием, способный преодолеть изначальный дефект демократии, несуществующий идеал «всесторонне грамотного гражданина». Вот так работает наша демократия - с нашего согласия: в словах Липпмана нет никакой загадки, одни очевидные факты. Загадка в другом: отчего, зная все это, мы продолжаем участвовать в игре. Мы живем так, как будто мы свободно и самостоятельно принимаем решения, не просто молчаливо принимая, но даже требуя, чтобы незримый приказ (вписанный в саму форму нашей свободы слова) подсказала нам, что делать и думать. А Маркс ведь давно это понял: тайна кроется в самой форме.

В этом смысле в демократической стране каждый обычный гражданин, по сути, король, но король в рамках конституционной демократии, король, который принимает решения лишь формально, чье дело - подписывать меры, предложенные исполнительной властью. Вот почему проблема демократических ритуалов родственна главной проблеме конституционной демократии: как защитить достоинство короля? Как поддерживать видимость того, что король сам принимает решения, когда мы все прекрасно понимаем, что это не так? Троцкий был прав в своем главном упреке к парламентской демократии: дело не в том, что она дает слишком много власти необразованным массам, а в том, что она (как ни парадоксально) делает массы слишком пассивными, оставляя аппарату государственной власти проявлять инициативу (в отличии от «советов», в которых рабочий класс мобилизуется и влияет на власть). Таким образом, то, что мы называем «кризисом демократии», случается не тогда, когда люди перестают верить в собственные силы, но, напротив, когда они перестают доверять элитам, тем, кому положено думать за них и выдавать директивы, когда они обеспокоены тем, что «(подлинный) трон пуст», что решения теперь действительно принимать им самим. Так в «свободных выборах» всегда есть момент вежливости: власть имущие из вежливости делают вид, что они не держат власть в своих руках, и предлагают нам самостоятельно решить, хотим ли мы отдать ее им - в этом есть зеркальное повторение жеста, не предполагающего согласие.

Ален Бадью предложил разделят коррупцию в демократии на два типа (или скорее уровня): фактическая эмпирическая коррупция и коррупция, которая связана с самой формой демократии, сводящей политику к решению личных задач. Разрыв между ними становится заметен в (к сожалению, редких) случаях, когда появляется честный «демократический» политик, который, сражаясь с эмпирической коррупцией, тем не менее, защищает формальную вотчину коррупции. (Безусловно, имеет место и противоположный случай эмпирически коррумпированного политика, который действует от имени диктатуры Добра). В терминах Беньямина, различающего учрежденное и учреждающее насилие, это различие между «учрежденной» коррупцией (то есть эмпирическими примерами нарушения закона) и «учреждающей» коррупцией самой демократической формы правления:

«Если демократия является представительной, то она, прежде всего, представляет общую систему, поддерживающую ее форму. Иными словами, выборная демократия настолько представительна, насколько согласованно она представляет капитализм, который в наши дни переименован в "рыночную экономику". В этом суть ее коррумпированности»[iii].

Эти слова следует понимать строго абстрактно: на эмпирическом уровне, разумеется, многопартийная либеральная демократия «представляет» (отражает, показывает, измеряет) количественное распределение различных мнений народа, того, что они думают о предложенных программах партий и их кандидатах и так далее. Однако до этого эмпирического уровня и в гораздо более радикальном «абстрактном» смысле многопартийная либеральная демократия «представляет» (иллюстрирует) определенный взгляд на общество, политику и роль личностей в ней. Разоблачения «Викиликс» направлены не только на «учрежденную» коррупцию. По-настоящему они угрожают «учреждающей» коррупции, вписанной в саму форму многопартийной либеральной демократии, «представляющей» четкий взгляд на общественную жизнь, в которой политика строится из партий; эти партии состязаются на выборах за место в законодательном и исполнительном аппарате и так далее, и тому подобное. Тут не следует забывать о том, что эта «абстрактная рамка» никогда не бывает нейтральной; она отдает предпочтение определенным ценностям и методам. И это отсутствие нейтральности становится заметным во время кризиса или аполитичности, когда мы наблюдаем, как демократическая система не может определить, что на самом деле думают или хотят люди; признак такой неспособности - аномальные феномены, наподобие выборов в Соединенном Королевстве в 2005 году: несмотря на спад популярности Тони Блэра (в рейтингах самых непопулярных людей в Королевстве он неизменно занимал первые строчки), это недовольство Блэром никак не могло найти политически правильное выражение. Что-то было явно не так. И дело было не в том, что «люди не знали, чего хотят», а скорее в том, что циничная покорность не позволила им действовать сообразно своим желаниям, а в результате получился странный разрыв между тем, что люди думают, и тем, что делают (то есть как голосуют). А ведь еще Платон, критикуя демократию, полностью осознавал этот второй вид коррупции. И эта же критика хорошо видна в том, как якобинцы отдают предпочтение добродетели: в демократии в смысле представления многообразия отдельных интересов и согласия между ними, для добродетели места не найдется.

Нет причин презирать демократические выборы. Но важно понимать, что не существует показателя Истины как такого - как правило, он отражает преобладающую доксу (общественное мнение), определяемую господствующей идеологией. Возьмем такой пример, с которым точно не будет разночтений: Франция в 1940 году. Даже Жак Дюкло, второй человек в Коммунистической Партии Франции, признавал в личной беседе, что в тот момент маршал Петен получил бы девяносто процентов голосов, если бы в стране проводились свободные выборы. Когда де Голль совершил исторический поступок, отказавшись признать капитуляцию Франции и продолжив сопротивление, и заявил, что только он, а не режим Виши, говорит от имени настоящей Франции (от имени настоящей Франции как таковой, а не от имени «большинства французов»!), он говорил абсолютную правду, даже несмотря на то, что с «демократической точки зрения» это было мало того, что нелегитимно, но еще и шло вразрез с мнение большинства французов... Демократические выборы, отражающие Истину, все-таки возможны - это такие выборы, на которых (несмотря на скептически-циничную инерцию) большинство мгновенно «пробуждается от спячки» и голосует против господствующего идеологического мнения. Однако сам по себе исключительный статус таких неожиданных результатов на выборах подтверждает, что выборы как таковые - это не средство отображения Истины.

И все-таки есть контраргумент, силу которого не стоит перенедооценивать (как выразился Президент Буш). Нельзя думать, что раскрыв всю тайную правду событий, происходящих за закрытыми дверьми, все грязные подробности личной жизни и тому подобное, мы станем свободными. Правда освобождает, это действительно так, но не ЛЮБАЯ правда. Безусловно, не следует доверять фасаду обнародованных документов. Но также не стоит доверять и грязным подробностям личной жизни или замечаниям, которые стоят за официальным фасадом.

Внешность, маска, носимая на публике, это не просто лицемерие, скрывающее грязные подробности. Эдгар Доктороу как-то заметил, что внешность - это все, что у нас есть, поэтому и относится к ней надо очень осторожно. Нередко, уничтожив внешность, человек разрушает и то, что стояло за ней. Часто можно услышать, что сегодня частная жизнь перестает быть таковой, даже самые интимные тайны может раскопать кто угодно, начиная с журналистов и заканчивая работникам спецслужб, не говоря уже о том, что нынче модно делать признания в СМИ. А реальность наша представляет собой противоположность этому: на самом деле исчезает как раз публичное пространство и его достоинство. Все мы знаем, что на фразу Наполеона: «Никто не может быть героем в глазах своего слуги», Гегель ответил: «Однако же не потому что человек не может быть героем, а потому что слуга - всего лишь слуга, он служит не герою, а человеку, который ест, пьет и носит одежду». Иными словами, глаза слуги не способны различить истинные масштабы подвига героя. Неважно, какие ничтожные игры интересов, тщеславия и прочего двигали политическим лидером, они не имеют никакого отношения к исторической значимости его поступков.

В самом начале своей работы «Телевидение» Жак Лакан отмечает: «Я всегда говорю правду. Не всю правду, потому что целиком ее не выразить. Всю правду сказать невозможно: слов не найти»[iv]. В повседневной жизни мы найдем множество примеров, когда всю правду лучше не говорить. В одном из первых фильмов Трюффо героиня Дельфин Серинг объясняет юному любовнику разницу между вежливостью и тактом: «Представь, что ты случайно вошел в ванную и увидел под душем голую женщину. Вежливый человек быстро закроет дверь и скажет: Пардон, мадам!», а тактичный быстро закроет дверь и скажет: «Пардон, мсье!». В первом случае человек поступает так, как требует вежливость: он извиняется за то, что ненароком вторгся в частную жизнь другого. Но только во втором случае человек поступил по-настоящему тактично, притворившись, что ничего не видел, словно бы вторжение было настолько незначительным, что он даже не смог разобрать пол человека, стоящего под душем. И пусть даже эта женщина поняла, что он только притворяется. Этого взаимного притворства будет достаточно».

В политике высшим пилотажем тактичности, искусства недосказанности, была тайная встреча Альваро Куньяла (лидера Коммунистической Партии Португалии) с Мелу Антунишем (продемократическим военным деятелем, который де-факто управлял страной после заговора простив старого режима Салазара в 1974 году). В Португалии сложилась весьма напряженная ситуация: с одной стороны, стояли Коммунистическая партия и радикально настроенные офицеры, готовые начать настоящую социалистическую революцию, забрать заводы и землю (людям уже раздавали оружие и тому подобное), с другой стороны, стояли консерваторы и либералы, готовые остановить революцию любыми доступными средствами, включая военную интервенцию. На тайной встрече Антуниш и Куньял, оба весьма уважаемые интеллектуалы, заключили сделку: ни к какому соглашению они не пришли, напротив, они расходились во мнениях, но оба ушли с этой встречи с пониманием того, что коммунисты не начнут революцию, тем самым позволив полностью сформироваться «нормальному» демократическому государству, а антисоциалистически настроенные офицеры не запретят Коммунистическую партию, но примут ее как важную часть демократического процесса Португалии. Тут можно сказать, что одна встреча буквально спасла страну, в последнюю минуту предотвратив кровавую гражданскую войну. И логика их благоразумия распространилась и на то, как в дальнейшем оба политика относились к этой встрече. Когда один журналист (мой друг) спросил Куньяла, была ли данная встреча на самом деле, он ответил, что подтвердит это, только если Антуниш не будет ее отрицать, если же будет, то значит, никакой встречи и не было. Когда же мой друг приехал к Антунишу, он не подтвердил этого, лишь молча выслушал рассказ моего друга о том, что поведал ему Куньяла. Таким образом, не отрицая ничего, он выполнил условие Куньяла и косвенно подтвердил его слова. Вот как действуют истинные джентльмены левого крыла в политике.

Судя по всему (в той степени, в какой сегодня мы можем восстановить события тех лет), одним из залогов счастливого завершения Кубинского кризиса была тактичность, умение сделать вид, что никто ни о чем не догадывается. Гениальный ход Кеннеди, приведший к разрешению Кубинского кризиса, состоял в том, что он сделал вид, будто крайне важное письмо НЕ дошло адресату, будто его вообще не существовало. Понятно, что эта хитрость сработала, только потому, что отправитель (то есть Хрущев) ему подыграл. Письмо Хрущева к Кеннеди от 26 октября 1962 года подтверждает предложение, которое до того было передано через посредников: ракеты будут вывезены, если США дадут обещание не нападать на Кубу. Не следующий день, когда США еще не успели дать ответ, пришло новое, более жесткое и требовательное письмо от Хрущева с дополнительными условиями. В 20:05 того же дня Кеннеди отправил ответ Хрущеву, уведомляя его о том, что он принимает его предложение от 26 октября, то есть действуя так, словно письма от 27 числа он в глаза не видел. 28 октября Кеннеди получил письмо от Хрущева, в котором тот дал свое согласие... Мораль сей басни такова: в моменты подобных кризисов, когда судьба мира висит на волоске, как никогда важно сохранить лицо, вежливый тон и ощущение того, что «это все игра». Или давайте представим две страны, спорящие за территорию. Вот уже толпы бьются в «патриотическом» запале. И обе стороны принуждены изображать бесстрашие и агрессивность. Однако если, несмотря на это, оба правительства заключат тайное соглашение о том, что войны не будет, что можно будет противопоставить такой тайной дипломатии? Единственная проблема заключается в том, что, даже когда политик произносит угрозы вслух с целью манипуляции и не имеет в виду их осуществлять, может случится так, что ему все же придется это сделать, чтобы не потерять лицо.

Однако это всего лишь одна, притом обманчивая, сторона истории. Крайне важно не вести дебаты в столь абстрактных терминах отношений между высказанным и невысказанным, необходимости не произносить всего: бывают такие моменты (во времена кризиса господствующего дискурса), когда стоит рискнуть и спровоцировать разрушение фасада. Один из таких моментов прекрасно описал молодой Маркс еще в 1843 году, когда в своей работе «К критикегегелевской философии права. Введение» распознает в упадкестарого порядка в Германии в тридцатых - сороковых годах XIX века фарсовую репетицию трагического падения древнего режима во Франции: этот режим был трагичен «пока старый порядок сам верил, и должен был верить, в свою правомерность». Теперь же режим «лишь воображает, что верит в себя, и требует от мира, чтобы и тот воображал это. Если бы он действительно верил в свою собственную сущность, разве он стал бы ... искать своего спасения в лицемерии и софизмах? Современный ancien regime - скорее лишь комедиант такого миропорядка, действительные герои которого уже умерли»[v]. В подобных ситуациях возможность опозорить власть имущих становится грозным оружием, или, как дальше пишет Маркс: «сделать действительный гнёт ещё более гнетущим, присоединяя к нему сознание гнёта; позор - ещё более позорным, разглашая его».

Именно так и выглядит наша сегодняшняя ситуация: мы столкнулись с беззастенчивым цинизмом существующего мирового порядка, действующие лица которого только воображают, что верят в свои представления о демократии, правах человека и так далее. И с помощью действий, подобных разоблачениям «Викиликс», позор (наш позор за то, что мы терпим власть над собой) становится еще более сильным оттого, что он обнародован. Когда Соединенные Штаты вторгаются в Ирак, чтобы принести секулярную демократию, а в результате получает усиление религиозных фундаменталистов и окрепший Иран, это вовсе не трагическая оплошность чистого душою героя, а расчет циничного плута, попавшего в ловушку собственной игры.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[i] Giri S. Wikileaks Beyond Wikileaks (http://www.metamute.org/en/articles/wikileaks_beyond_wikileaks)

[ii] См. Липпман У. Общественное мнение / Пер. с англ. Т.В. Барчуновой; редакторы перевода К.А. Левинсон, К.В. Петренко. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2004.

[iii]Бадью А. Обстоятельства, 4. Что именует имя Саркози? М.: Академия исследования культуры, 2008.

[iv]Лакан Ж. Телевидение / Пер. с франц. А. Черноглазова. М.: ИТДК «Гнозис», Издательство. «Логос», 2000.

[v] См. Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение (http://krotov.info/libr_min/m/maistr/marx.html).

29.12.10 19:25

Викиликский скандал

Славой Жижек

http://www.russ.ru/layout/set/print//Mirovaya-povestka/Vikiliks-ili-kogda-sryvat-maski-nash-dolg