Бахтияр Бабаджанов доктор исторических наук, зав. отделом института востоковедения Республики Узбекистан.

Что же сейчас происходит с ритуальной традицией, точнее, с ее возрождением? Некоторые ее формы и виды уже разобраны в других научных публикациях. Нам кажется, что хорошо было бы показать ритуальные, духовные, социальные и отчасти политические аспекты возрождающегося суфизма этого направления, и, прежде всего, в Казахстане. Тем более, что именно здесь повторилась ситуация, когда местной общине Джахрийа пришлось вновь прибегать к попыткам шариатской легитимации своих обрядов, поскольку появились не­которые влиятельные личности, с кем подспудно приходится сталки­ваться суфиям.

Современный Казахстан - это активно развивающаяся страна. Экономические перемены не могут не отразиться на динамике раз­вития и состоянии общества. И, как это видно из разных аспектов современной ситуации, здесь есть стремление не только к модернизации, но и к поиску своей национальной идентичности, духовности. В ее возрождение включились разные научные, пропагандистские и административные организации. В результате в начале 1990-х годов в большинстве стран региона обратились и к, так сказать, «суфийским ценностям».

Бахтияр Бабаджанов доктор исторических наук, зав. отделом института востоковедения Республики Узбекистан.

Что же сейчас происходит с ритуальной традицией, точнее, с ее возрождением? Некоторые ее формы и виды уже разобраны в других научных публикациях. Нам кажется, что хорошо было бы показать ритуальные, духовные, социальные и отчасти политические аспекты возрождающегося суфизма этого направления, и, прежде всего, в Казахстане. Тем более, что именно здесь повторилась ситуация, когда местной общине Джахрийа пришлось вновь прибегать к попыткам шариатской легитимации своих обрядов, поскольку появились не­которые влиятельные личности, с кем подспудно приходится сталки­ваться суфиям.

Современный Казахстан - это активно развивающаяся страна. Экономические перемены не могут не отразиться на динамике раз­вития и состоянии общества. И, как это видно из разных аспектов современной ситуации, здесь есть стремление не только к модернизации, но и к поиску своей национальной идентичности, духовности. В ее возрождение включились разные научные, пропагандистские и административные организации. В результате в начале 1990-х годов в большинстве стран региона обратились и к, так сказать, «суфийским ценностям».

В Казахстане они активно начали пропагандироваться еще на заре независимости. Появилось много публикаций (в основном популяр­ного характера) по суфизму, истории Йасавийа. Только знаменитый «Диван-и хикмат» Ходжа Ахмада Йасави был издан (с лингвистическими адаптациями и переводами) десятки раз. Словом, суфизм и его ценности были, что называется, на устах, исторические эпизоды о нем вводятся в школьные и вузовские программы и т. д. Трудно сказать насколько эффективными были эти шаги (как в Казахстане, так и в Узбекистане, где суфизм тоже был объявлен золотым наследием). И еще более трудно ответить на вопрос - познали ли эти самые су­фийские ценности в новых (отчасти сакральных) интерпретациях со­племенные читатели популярных брошюр о суфизме?

Однако нас больше интересует другой феномен. Особенность последующего развития ситуации в Казахстане состояла в том, что когда появились (надо сказать, вдруг и неожиданно) собственно носители этой самой суфийской традиции (то есть живые суфии, кто был еще привержен ритуальной и моральной традиции джахрййа), то часть политического истеблишмента и особенно религиозная элита из так называемых «официальных кругов» отреагировала, мягко сказать, настороженно.

Эти опасения вполне понятны, однако хотелось бы предложить более расширенное видение ситуации. Я признаю, что не могу судить полноценно об отношении к возрождающемуся суфизму в Казахстане, хотя давно собираю соответствующий материал (СМИ республики, интервью и т. п.). Кроме того, на многих конференциях мне приходилось беседовать с некоторыми из сотрудников госучреж­дений, которые имели отношение к выработке религиозной политики страны. Чаще всего те, кто возражал против суфизма (большей частью мало в нем осведомленные), приводили пример с Египтом или Пакистаном, где борьба против суфийских групп особенно активно началась в 50-60-х годах прошлого века, и это якобы стимулировало модернизацию. Однако, мне кажется, мои собеседники не вполне разобрались, каковы были последствия этой атаки на суфизм, ведшейся под знаменами борьбы за «чистый», или «унифицированный», ислам. Попробую разъяснить собственное понимание ситуации, опи­раясь на академические исследования специалистов по названным регионам.

Во-первых, ситуации в Казахстане (как и в целом в Центральной Азии) и в названных странах совершенно несравнимы. Ведь, скажем, в Египте или Пакистане модернизация не была навязана извне и воз­никла как результат естественной эволюции, в том числе и в области религиозной идеологии. Между тем секуляризация (и известная мо­дернизация, пусть даже насильственными способами атеистической политики) в Казахстане и в странах Центральной Азии уже состоя­лась, хотя в некоторых из них оказалась не столь прочной. Поэтому я согласен с моими казахстанскими собеседниками, что в Казахстане и отчасти в Кыргызстане эта секуляризация оказалась гораздо более устойчивее, чем в других странах региона. И возврат к националь­ным ценностям здесь в большей степени имеет преимущественно национально-культурологическую направленность, чем религиозную. Однако формы этого возрождения в разных слоях населения воспринимаются неодинаково. Для провинциалов и маргинальной части из жите­лей городов возрождение непременно связано с возрождением религии (ислама), его ценностей. Одни из них (их большинство) предпочитают хорошо знакомые и гибкие формы «своего» ислама, связанного с национальными традициями, называемого иногда специалистами «адатным исламом». С известными оговорками к этой группе можно отнести и современных казахстанских суфиев джахрийа. Другие - в основном молодые богословы, получившие образование, а значит и влияние, в международных исламских центрах - говорят, что ислам не может быть «национальным» и должен быть единым (очевидное влияние исламист­ских идей так называемых «интегристов» или «унификаторов»). Грани­цы между этими группами несколько аморфны, хотя, очевидно, что они со временем могут обозначиться резче. Тем более, что ныне прецеденты скрытого противостояния между ними уже налицо.

Во-вторых, давайте немного отвлечемся (однако же, с пользой для дела) и попытаемся сравнить, как на этом настаивали мои собе­седники, ситуацию в Египте или, скажем, в Пакистане, - конкретной политикой в отношении суфийских братств (турук) в этих странах - с ситуацией в нашем регионе, преимущественно в Казахстане. Напоминаю, что в западных частях исламского мира борьба против суфийских групп, как носителей архаичных форм социальной регуляции, началась под знаменами модернизации либо «исправления ислама» (ислах), которые, однако, вместо желаемой интеграции, обретали иногда довольно причудливые для исламской традиции формы и лозунги (от секулярных и до фундаменталистских/салафитских): «Арабский социализм», «Арабский ислам», «Исламская демократия», «Истинный ислам времен Пророка» (как ответвление салафизма), политический ислам в форме «ал-Ихван ал-муслимин», отколовшегося от него «Хизб ат-тахрир» и др.

Большинство названных и других подобных организаций обвиняли суфиев в политической пассивности, архаичности, в вялой адаптации, в поддержке национальных форм религии в ущерб интеграторской идее ислама и так далее. Под влиянием этих нападок и обвинений политические структуры Пакистана или Египта стали воспринимать суфизм как систему взглядов, тормозящих развитие экономики, демократии и т. п. Хотя в чем конкретно проявлялось это «препятствие», политические лидеры не объясняли, поскольку в действительности реальными при­чинами нападок оставалось стремление политиков этих стран вырвать значительные слои населения из-под влияния суфийских общин, несмо­тря на то, что большинство из них склонности к политической актив­ности не проявляли. В результате суфизм был вытеснен на периферию общественно-политической жизни многих стран (прежде всего, Египта и Пакистана). И в этом значительную роль сыграли государственные и общественные СМИ, репрессивные органы государств. Закрывались суфийские ханакахи, их шайхи преследовались и депортировались из стран. Хотя большинство из них проявляли готовность к адаптациям, подчеркивая свое традиционное желание соответствовать «политиче­скому курсу». К каким результатам привела эта борьба?

Теперь уже ясно, что эта непродуманная атака на суфизм способ­ствовала возникновению другой (подспудно пестуемой официальными кругами) альтернативы - резкому росту религиозно-политических ор­ганизаций, политически более активных и даже агрессивных групп, скатившихся, в конце концов, в террор.

Из книги «Собрание фетв по обоснованию зикра джахр и сама'» Алматы, Ташкент, «Дайк-пресс» 2008 г.