Кеше Алтекеңнің қаза болғанына 18 жыл толды. Әлі күнге дейін шындық ашылмады, тарихи әділет орнамады. Ақорда істі қайта тергеуге талпынып отырған жоқ. Қоғам мен зиялы қауым тарапынан, медиада билікке істі қайта қарау туралы талап қою байқалмайды.

Десе де Азаттық радиосы «Алтынбекті кім атты?», «Кім аттырды?» деген сұраққа жауап іздеу ұмтылысын тұрақты жасап келеді. Сол талпынысты Азаттық редакциясы биыл да жасады.

Журналист Манас Қайыртайұлымен Алтынбек Сәрсенбайұлының өліміне қатысты жайттарды жақында талқылаған едік. Кеше эфирге шығыпты.

Сұхбатта өзіме мәлім фактілерді айттым. Эксклюзив дәйек те айтылды. 2013 жылы Бостон қаласында АҚШ федералдық тергеу бюросы (FBI) агенттерімен кездескенмін. Алтынбектің қазасы жайлы әңгіме болған. Сол кездесуден түйгенім – «ФБР» осы қылмысты жан-жақты зерттеп, нәтижесін Қазақстанға тапсырған. Ал еліміздің не ескі, не жаңа басшылары әлі күнге дейін ол тергеудің қорытындысы жайлы тіс жармай отыр.

Алтекең авторитарлық билік еліміздің көсегесін көгертпейтінін жақсы білді. Сол үшін де әділетсіз саяси жүйеге қарсы тұрды. Сол жолда шейіт болды. Қазіргі жағдайда Назарбаев тұсындағы саяси өлімдерді қайта қарамай, Алтекеңнің атын мектепке беріп, Зәкеңе (Заманбек Нұрқаділов) ескерткіш тұрғызып, олардың тәуелсіз Қазақстан тарихындағы орнына әділетті баға берілуі мүмкін емес. Шындықты білетін куәгерлер фактіні айтудан әлі де қорқады. Бұл Қазақстандағы авторитарлық жүйенің өзгеріссіз қалғанын көрсетеді. Елде шынайы саяси өзгеріс болған кезде ғана Зәкең мен Алтекеңе байланысты қылмыстар ашылып құқықтық, саяси және тарихи баға беріледі. Сонда ғана әділеттікке жол ашылды деп айта аламыз. Ондай заман азаматтық қоғамның белсенді қатысуынсыз келуі мүмкін емес.

***

ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АЛТЫНБЕКЕ (часть I)

Точный момент нашего знакомства не отложился в моей памяти. Как молодой политик и общественный деятель Алтынбек Сарсенбаев попал в круг моего внимания еще в начале бурных 90-х годов. Затем, будучи главой администрации Семипалатинской области, я встречался с ним на различных официальных мероприятиях, здоровался, обменивался репликами. Постепенно формальное знакомство перерастало в более тесное общение. Нас сближал не только возраст – мы были почти ровесниками, но и общее миропонимание. Чем больше мы общались, тем более близкими становились наши взгляды на жизнь, тем больше проявлялось родство наших душ.

Позднее я понял, что корни этого родства происходят из той среды, воспитания и жизненного пути, который каждый из нас прошел к тому времени. Несмотря на то, что мы родились и выросли географически в разных местах страны – Алтынбек на юге, я на востоке, удивительно многое в наших судьбах схоже. Начнем с того, что и он, и я родились в средних (6 детей) по меркам тех времен сельских семьях. И его отец – Сарсенбай, и мой – Бадылжан, прошли через всю вторую мировую войну, видели там кровь и страдания людей, сами чудом остались живы и вернулись в свои родные аулы. Практически вся дальнейшая их жизнь была связана с сельским хозяйством – они оба на протяжении более чем тридцати лет руководили сельчанами, были орденоносными председателями колхозов и директорами совхозов. Думаю, схожесть нашего с Алтынбеком мировоззрения определилась не только тем, что наше детство прошло в одинаково живописных предгорьях Алатау и Алтая, в сельской глубинке, но и в не меньшей степени тем обстоятельством, что высшее образование мы получали в предперестроечной Москве, когда ветер великих перемен начал дуть в наших студенческих общагах и аудиториях. И, хотя мы учились физически в разных ВУЗах – он в МГУ им. Ломоносова, на Воробьевых горах, я в МВТУ им. Баумана, на набережной Яузы, несомненно, нас питал единый дух свободы и либеральных идей, витавший в московской атмосфере тех лет. Наше поколение формировалось в условиях гласности, провозглашенной тогда Горбачевым. В некотором смысле, мы явились «детьми апрельского(1985 г.) пленума» (по аналогии с «шестидесятниками», которых называли «детьми двадцатого съезда»). Затем было возвращение в Казахстан, работа по направлению ВУЗа, участие в демократических «тусовках», издание независимых газет и многое другое, что предопределило схожесть наших взглядов на жизнь. Вплоть до того, что мы оба в возрасте тридцати с небольшим лет были призваны президентом Назарбаевым на высшие государственные должности в первые годы после провозглашения независимости республики, став самыми молодыми министром и акимом области в истории Казахстана. Интересная деталь – ни Алтынбек, ни я не состояли прежде в рядах партийно-советской номенклатуры, не занимали никаких государственных постов...

Алтынбек Сарсенбаев, на каких бы должностях он не находился, считался (и был!) одним из главных идеологов нашего молодого государства. Бывая в Алматы, а затем в Астане, я непременно находил возможность заглянуть в его кабинет или вызвать его на прогулку и вместе с ним побродить по столичным окрестностям. Несмотря на то, что наши прямые служебные обязанности не имели много пересечений, мне как региональному руководителю-реформатору было важно «сверить часы» с тем, кто определял стратегию страны. В свою очередь, Алтынбек живо интересовался положением дел на местах, экономическими реформами, настроением и жизнью людей в наших городах и селах. Наши беседы длились иногда часами, мы говорили как на текущие темы, так и о будущем страны, судьбе нации, основах нашей государственности и сложившейся политической системе. Между нами не было «закрытых» тем, и наш разговор, раз за разом носил все более откровенный характер.

Это было время романтики. Вдохновленные тем, что нам довелось быть причастными к становлению независимости нашей Родины, и он и я были оптимистами и идеалистами. Грандиозность задач кружила наши молодые головы. Нам казалось, что нам по плечу все проблемы страны.

В то время мы были убеждены в том, что президент Назарбаев является прогрессивным реформатором, способным провести страну через все испытания. Конечно, в разговорах с Алтынбеком мы касались и негативных тенденций, и явных проколов во внутренней и внешней политике. Но тогда большинство из ошибок мы списывали на «ретроградов» из президентского окружения или на склад его характера, сложившийся в эпоху КПСС. Алтынбек убеждал меня в том, что если президенту толково обосновать ту или иную прогрессивную инициативу, то он ее обязательно поддержит.

ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АЛТЫНБЕКЕ (часть II)

Шли годы. Те просчеты и ошибки государственной политики, которые на заре независимости казались мелочью или «щепками», которые, как говорит поговорка, летят, когда рубят лес, постепенно становились проблемами, серьезно мешающими нормальному развитию государства. Коррупция, о которой мы знали прежде лишь из книг и фильмов, все глубже проникало в общество. Родня президента помимо протокольных формальностей стала все больше вмешиваться в дела власти и бизнеса. Было ясно, что президент не просто вводится в заблуждение корыстным и недалеким окружением, но находится под сильным его влиянием. Алтынбек с тревогой говорил о том, что все чаще его предложения не находят поддержки главы государства или просто тихо саботируются аппаратом. Особенно тревожно стала складываться ситуация после досрочных президентских выборов 1999 года. Надежды на то, что уверенная победа на выборах послужит хорошим стимулом для политической модернизации, сменились сначала разочарованием, а затем тревогой за судьбу нашей государственности.

К этому моменту Алтынбек заговорил о том, что помимо увещеваний, всем прогрессивно мыслящим политикам и бизнесменам необходимо объединиться в одну либеральную партию. По его замыслу такая организация через поддержку всех слоев общества могла весьма существенно влиять на политику страны. Создание «Демократического Выбора Казахстана» осенью 2001 года стало в определенной степени воплощением этой стратегии. Однако никто из нас не ожидал, что президент Назарбаев, которого мы все еще надеялись подвигнуть на демократические преобразования встанет по другую сторону политических баррикад.

Роль Алтынбека Сарсенбаева в событиях 2001 года была, пожалуй, одной из ключевых, хотя формально он не входил в состав учредителей «ДВК». Разделяя политическую платформу «ДВК», Алтынбек открыто выступил в СМИ с поддержкой движения. По согласованию с нами он остался работать секретарем Совета безопасности, надеясь оттуда влиять на президента, чтобы тот прислушался к нам. Когда стало ясно, что сделать этого не удастся, то для Алтынбека, как я теперь понимаю, наступил тот самый момент истины. С одной стороны он не мог и не хотел быть каким-то образом быть причастным к тому, что творила власть, с другой стороны, будучи человеком, долгое время приближенным к Назарбаеву он, наверное, считал для себя морально не приемлемым переход в открытую к нему оппозицию. Его отъезд в Москву можно назвать эмиграцией, внутренней, идейной эмиграцией.

***

Арест и тюрьма прервали мои прямые контакты с Алтынбеком. Но через бывавших у меня депутатов и свою супругу Карлыгаш я продолжал общаться с теми, кто оставался «на воле». Я знал, что, оставив госслужбу и войдя в руководство партии «Акжол», Алтынбек настоял на том, чтобы партия сделала публичное заявление с требованием моего освобождения. Каждый раз, приезжая ко мне на свидание в Кушмурун, Карлыгаш передавала мне весточку от Алтынбека (которого мы конспиративно именовали «тате»), в свою очередь, аккуратно записывая или запоминая мое ответное письмо.

Перед парламентскими выборами 2004 года Алтынбек, после длительных уговоров вновь занял пост министра. Я знал, что он сильно переживал о том, как этот шаг будет воспринят демократической общественностью. Я хотел поддержать его в это непростое время, поскольку понимал, что мнение «заключенного Жакиянова» для него будет как нельзя кстати. Так как существовали тюремные ограничения (разрешалось только 15 минут, и в заявлении надо было указать степень родства абонента), то мы с Карлыгаш условились о том, что в определенное время, когда она будет рядом с Алтынбеком я ей позвоню, а она передаст ему трубку. Она предупредила его, что он должен только слушать, ничего не произнося в ответ, поскольку иначе мне в колонии грозили неприятности – все разговоры прослушивались специально присутствующим режимным офицером. Администрация же колонии могла не только прервать линию, но и вынести мне наказание.

Заранее написав заявление, в назначенный день и час я стал пробиваться к переговорному пункту, который находился за пределами «локалки» нашего барака, и куда не было свободного доступа. Стандартный ответ дежурного, что «телефон не работает» меня не удовлетворил, и я помню, стал требовать начальника колонии. В конце концов, мне уступили, я дозвонился, и по условному знаку (Карлыгаш сказала, что сидит и пьет чай с «тате») понял, что трубка у Алтынбека. Соблюдая конспирацию, я начал говорить про то, что узнал о назначении нашего друга министром, что я поддерживаю это решение и уверен в том, что это назначение принесет пользу всему демократическому движению. Всего несколько считанных минут монолога, пока нашу связь не прервали – якобы истекло время. По звукам в трубке, по дыханию Алтынбека я чувствовал, как он, вероятно переполненный эмоциями, хочет ответить, еле себя сдерживая. Не уверен, что в силу этих тюремных предосторожностей, моя речь была достаточно связной и вразумительной. Да этого, пожалуй, и не требовалось.

После этого Алтынбек несколько раз приезжал ко мне в колонию-поселение в Шидерты. У нас была возможность побеседовать подольше. И, наконец, 15 января 2006 года мы встретились на свободе, в Алматы. Теперь мы могли общаться, также как прежде, свободно и вдумчиво излагая друг другу свои мысли. Также, как и прежде мы с волнением говорили о судьбе страны, о нашей государственности и будущем нации. Те же порывы и устремления. Только жизнь на многое открыла глаза. Было видно, что Алтеке вдохновлен, полон решимости и намерен продолжать нашу борьбу за свободу и независимость своего народа…

Примечание: Данный текст был написан автором в 2006 г.

Ескерту: Материал мен ондағы суреттер белгілі қоғам және мемлекет қайраткері Ғалымжан Жақияновтың жеке телеграм арнасынан алынды.

Abai.kz