Часть V

Называлась та книга “Муза Dior. История Аллы Ильчун: девушка с казахскими корнями, которая покорила мир людей”. Автор – Берлин Иришев. Выпущена в Алматы – Париж, в 2019 году. “Алла Ильчун (1926-1989 гг.) –легендарная парижская модель, чьи фотографии на протяжении нескольких десятилетий украшали страницы французских и зарубежных газет и модных журналов, – говорится в аннотации книги. – Она была музой Кристиана Диора, а после его смерти получила признание молодого Ива Сен-Лорана. Ее экзотическая внешность пленяла зрителей и интриговала журналистов, а платья с ее плеча покупали известные актрисы и представительницы аристократии”.

Дальше в историческом эссе в увлекательной форма трэвел бук описываются нелегкие поиски автора книги – известного ученого-экономиста, президента Ассоциации казахстанцев во Франции и помогавшей ему команды из числа казахстанской диаспоры в Париже по восстановлению подлинной истории и составлению биографии Ильчун, начиная с того, как оказалась в Париже эта красавица с миндалевидным разрезом глаз и 47-сантиметровой талией, и вообще, как было доказано ее казахское происхождение.

“Команде Иришева” это все стоило немалых усилий. Потому что, к их удивлению, о ее биографии сохранилось совсем мало информации, а все, что удалось найти, было крайне противоречиво. Как пишет автор, информацию о казахских корнях поисковая группа сперва обнаружила лишь в сомнительных русскоязычных источниках в Интернете, только она много позже получила подтверждение: сначала из последнего интервью Аллы историку моды Александру Васильеву, которое приведено в его книге “Красота в изгнании”, после из книги писателя Жан-Ноэль Лио, вышедшей в 1996 году, позже от сына Аллы – Марка де Дюльмен. А.Васильев, сын эмигрантов из России, за два года до смерти Ильчун, то есть в 1987 году, в Париже имел эксклюзивную возможность встретиться с ней у нее дома (мать Васильева с Аллой дружили) и получить ее откровения относительно ее жизни. Это интервью, вошедшее в его популярную книгу о модельном бизнесе 50-60-х годов, имеет свою электронную версию в Интернете. Вот что пишет автор, цитирую: “Алла Ильчун – стройная красавица с евроазиатской внешностью родилась в Харбине. Она была дочерью певицы сопрано Татьяны Михайловны Ильчун и железнодорожника из Алма-Аты Евгения (Гуанхала) Ильчуна”. Дальше страница обрывается, поэтому мне так и осталось неизвестным, писал ли автор о ее казахском происхождении или нет. Берлин Иришев, как приведено выше, утверждает, что это А.Васильев впервые поведал миру, что она казашка по отцу. В своей статье, специально написанной для книги Б.Иришева, А.Васильев однозначно пишет, что “она действительно достойна восхищения и гордости двух великих народов: русского и казахского”. Дальше идет уточнение: “Она была полуказашкой по линии отца и полурусской по линии матери. Сплав лучших генов двух народов выдал миру талантливую модель, чье имя на века вписано в историю Высокой моды”. Стало быть, Алла все же говорила ему во время интервью, что ее отец казах по национальности.

Парижские дознаватели во главе с Б.Иришевым по крупицам собирая факты о жизни Ильчун установили, что ее отец в начале ХХ века из города Верный (Алматы) был направлен на строительство КВЖД. Там, в китайском городе Харбин, молодой специалист-железнодорожник знакомится с юной Тамарой Вячеславовной Михайловой из аристократической семьи Санкт-Петербурга. Поженились, Тамара в 1926 году, в 16 лет родила дочку, которую нарекли именем Алла, по-гречески означает “иная”, “другая”. Семья жила обеспеченно, маленькая Алла обучалась балету, чем она и обязана своей гибкостью и изящной фигурой.

В 1935 году Харбин официально попал под японский протекторат. На следующий год семья Ильчун эмигрирует во Францию, Евгений-Гуанхал по неизвестным причинам остается в Китае. С тех пор его жена и дочь больше не слышали о нем (есть несколько версий на этот счет: возможно, он погиб при организации вывоза беженцев, попал в ГУЛАГ или японские лагеря). Следует заметить, французы приняли эту иммигрантскую семью неоднозначно, особенно Аллу. Потом на пике ее славы указывали, что ее отец китаец, а мать русская или она дочь русско-польской матери и маньчжурского отца, или, наборот, что отец русский, а мать китаянка, даже называли индокитаянкой, “маньчжуркой”. Берлин Иришев связывает это тем, что Тамара и Алла по паспорту числились китаянками – ведь в 1926 г. Харбин считался территорией Китайской Республики, еще логично предположить, что Гуанхал также принял китайское гражданство. Вообще имя отца Аллы в разных источниках приводится по-разному: Евгений, Гуанхал, Жуанхал, но фамилия везде одинаково – Ильчун (во французской транскрипции по документу о рождении Аллы – Евгений – русское имя Гуанхала, потому что Харбин тогда считался самым русским китайским городом, обителем элосыцзу, то бишь русских). Ilitchoun – Иличун, а имя – Eugene, то есть Евгений. Сама Алла говорила, что ее отца звали Гуанхал. Автор книги “Муза Dior” считает, что корневое значение этого имени может звучать на казахском языке как “Куантхан”. А нам кажется, что это имя можно читать и как “Куангали”, исходя из второй части антропонима – “хал” (“ғали”). Также фамилия Ильчун имеет множество написаний в латинской транскрипции – иногда записывали так, как слышали, считает Берлин Иришев и предлагает свой вариант чтения: Елшын. Это слово больше созвучно с фонетической стихией казахского языка, еще у казахов имеется племя, название которого очень приближено к этому слову – Алшын. Думается, тут Берлин Кенжетайулы напал на след: алшын – это исконно тюркское слово, траву, которая произрастает после прожигания степи (өртең) в старине называли “алсын”, еще у тюркских народов имеется близкое к этому имя собственное, например, редактора официального органа младотурок “Танин” звали Джахид Ялчин. “Алшыном” на юге Казахстана называли всех представителей родов Младшего жуза по названию племенного союза алшын. У казахов есть и близкое к этому по звучанию фамилия “Ершин”: например, Алимгерей Ершин, так звали одного из представителей первой казахской интеллигенции, преподававшего в 1930-е годы в ташкентском САГУ (Ершин – сын Ерші, Елшин – сын Елші или Алшы). Потом, в Китае “шин” мог измениться на “чун”, на лад ханзу (чун, чунг, чан – китайская фамилия, например, всемирно известный герой экшн-фильмов Джеки Чан или известный гонконгский певец и актер Джеки Чун). А вот на китайском буква “р” отсутствует: она не выговаривается, соответственно у них и такой буквы нет. На моей памяти, известного казахского певца из Синь-Цзян Арая Айдархана китайцы на сцене представили, как “Алай”. Стало быть, они говорили и писали фамилию Ершин как Елчин, правильнее Илчун. Если принять этот вариант, то отца Аллы могли звать Қуанғали Ершин.

И последняя информация к размышлению: в составе Старшего жуза, в том числе среди населяющего окрестности Алматы албанцев, есть подрод әлжан, а также здесь часто встречается имя Алшан, этимологически близкий к языку енисейских кыргыз – хакасов.

Плод страстной любви, Алла внешне, – возможно и по духовному складу, – была похожа на своего отца. Настоящая папина доча, где рельефно отразились отцовские гены. Бог одарил ее редкой красотой, а повзрослев она превратилась в ослепительно красивую женщину. Весила она 46 килограммов при росте 168 см, – настоящее перышко, а вот по обхвату талии, пожалуй, ни одна женщина пока не смогла достичь ее абсолютного рекорда – 47 см, за сорок лет ее модельной карьеры этот показатель увеличился лишь на два сантиметра, чего не скажешь о Рене Бретон – другой диве Диора, которая имела 18 дюймов обхват талии (у Аллы он был 19,5 дюйма), но Рене не смогла удержаться на этом пьедестале изящества. По сию пору эталоном считаются параметры 90-60-90: помнится, у Людмилы Гурченко она была 63 см, а у российской супермодели Ирины Шейк 61 см. Тогда считай, что Алла Ильчун была суперсупермоделью. И при этом особой диеты не придерживалась. “Моя работа требует так много энергии, что вечером после дефиле я наедалась вдоволь”, – как-то призналась она. Здесь нелишне напомнить, что в современном модельном бизнесе многие, в том числе «диоровки», тощие, как вобла, нередко умирали от анорексии вследствие жесткого диетического режима.

Для казахских женщин осиная талия вообще не в диковинку. Самый стиль национальной одежды приталенные платья с пышными оборками и камзолы предполагали точеную фигуру. Современная нутрицология установила, что для казахского народа вообще, казахским женщинам в частности, не присуща дородность. И это несмотря на высококалорийную пищу. Может быть оттого, что мало употребляли мучных изделий, а также из-за высокой усвояемости аминокислот и жира мясной пищи благодаря кумысу, которым запивали обильный ужин. Может быть в этом кроется тайна идеальной пропорции Аллы – талия 47 см, бедра 89 см, грудь 91,5 см (по дюйму – 32=19=34). Поэтому Кристиан Диор, когда писал, что Алла с ее таинственными восточными чертами лица, обладает абсолютно европейской фигурой, доставшейся ей, очевидно, от русской матери, скорее всего был не прав, чем прав.

Кроме непредрасположенности к полноте казахские девушки издавно славились особенной, только им присущей красотой, что нынче непременно отмечают иностранцы, побывавшие в Казахстане. “В любом казахском ауле можно встретить одну Венеру Милосскую”, – восторженно писали в свое время русские путешественники. В те времена казахский аул состоял примерно из десяти-пятнадцати юрт. Теперь считай, сколько Афродит с острого Милос, – олицотворения женской красоты и совершенства человеческих тел, – были по всей степи.  Теперь понятно, почему вся Европа тогда сходила с ума от Аллы Ильчун – кумира модного света, одной из самых красивых женщин Франции, с кожей цвета слоновой кости, гибкой и изящной как лиана, с раскосыми глазами. Знаменитый “кошачий взгляд” – стрелочки для подводки глаз по линии ресниц со смелым взлетом вверх к вискам, которое впервые в женский мэйкап привнесла Ильчун, может и взят из юго-восточной Азии, под общим влиянием того, что все ее воспринимали как первую модель с азиатской (читай: китайской) внешностью на мировом подиуме, но мало кто догадывался, что за той ширмой, “маньчжурской ясени” томились истинно казахские миндалевидные глаза – оймақ көз и то, что когда все остальные модели носили короткие завитые волосы, она одна отдавала предпочтение длинному каре, это не что иное как дальний зов предков.

В книге “Муза Dior” мое внимание привлекла одна фотография Аллы Ильчун. Она не винтажная, взята из домашнего фотоальбома и снята с первым мужем Аллы – Майком де Дюльмен, профессиональным фотографом, из знатной польской семьи. Анализируя этот снимок, сделанный графом Мечиславом (настоящее имя – де Дюльмен), Берлин Иришев пишет: “Внешность Аллы не оставляет никаких сомнений в ее казахском происхождении, в особенности на этих фото, где она представлена в костюмах с национальными мотивами: традиционном платке казахской женщины (жаулық) и вечернем наряде, украшенном знакомыми казахскому народу узорами. Дополняет образ ее необычная прическа с закрученными рожками. В казахской традиции это называется қошқар мүйіз (бараний рог), который часто используется в национальных орнаментах”.

(Алла Ильчун в национальной домашней одежде)

Стало быть, это не единственная такая фотография Ильчун. Но и этого достаточно, чтобы казаху почувствовать в ее облике что-то неуловимо родное. Снята она в профиль, несколько склонив голову, но и того вполне хватает, чтобы передать величественность ее позы. Под шелковым платком в горошек, завязанном по-старинному, как это делали раньше молодые казахские женщины, открывая лоб, видны ее роскошные темные волосы в свободном пучке, обрамляющем заднюю часть стройной шеи (интересно, всегда выходящая на подиум с собранной в четкий пучок прическе Алла на этот раз решила поменять стиль), изогнутые, словно крылья взлетающей птицы, брови, а под ними мягкость и нежность излучают теперь не миндалевидные, а типичные для казахских красавиц ботагөз – глаза верблюжонка, такой же типичный для казашек изящный маленький нос. В ушах серебряные серьги в виде жүрекше – сердечки и заканчивает сей национальный колорит редкой формы сетчатая брошка такого же цвета, – возможно из той коллекции Диора “Алла” – сетчатого ансамбля колье и серег. А вот платье из простого, плотного темносерого материала (скорее ситец – излюбленная казашками ткань) вышит своеобразными орнаментами, которых нет в современных, реконструированных женских национальных костюмах. Возможно то было одним из повседневных, стилизованных одежд Аллы, которую она носила только дома, вне посторонних глаз.

Возникает вопрос: откуда у нее столь необычный национальный наряд или наряды, как пишет Берлин Иришев, впрочем, столь подходящие под французский галантный стиль – не зря же писал Радлов, что казахи – это французы Средней Азии. Ведь насколько известно, в то время она не поддерживала никаких связей с казахами, ни с европейскими, ни с теми, которые проживали в Турции. Во всяком случае на этот счет не имеется фактов. Более того, сама Алла не распространялась о своем экзотическом происхождении, разве что немного рассказала об этом Васильеву – она была первой азиатской манекенщицей, ставшей известной на весь мир, что в те времена было просто скандалом – расистские настроения все еще были сильны. Беря ее на работу, в какой-то степени рисковал и Кристиан Диор, возможно Алла учла и этот момент. Поэтому можно понять, что она сама частенько говорила журналистам, что “на самом деле она на три четверти русская, на одну четверть маньчжурка”.

В процессе поиска ответа на сей вопрос, в ходе долгих раздумий, я вдруг вспомнил ту девочку из дома четы Шокай. Разглядывая фото Ильчун в национальной одежде, почему-то непременно ассоциировал ее с тем загадочным юным созданием, краткое описание которого нам оставил покойный Уахит ага: такая же красивая, черноокая, чернобровая. Началось сопоставление, сравнение, анализ и синтез всех имеющихся фактов и сведений по теме. И вот что выяснилось.

По первой профессии мать Ильчун – Тамара Вячеславовна была дантисткой, имела диплом зубного врача, окончив в Маньчжурии частную медицинскую школу. Но в эмиграции ей сложно было найти работу по специальности, поэтому она чтобы как-то прокормиться в 1937 году поступает на учебу в Русскую консерваторию имени Рахманинова в Париже, класс профессора Ян-Рубан по оперному пению (следует заметить, Тамара, у которой голос сопрано, пела уже в Маньчжурии, в Харбинской опере). Позже участвовала в концертах музыкально-артистического объединения “Ассамблея”, на балах Московского землячества, благотворительных вечерах. Участвовала в оперном спектакле “Пиковая дама” в постановке Ю.Анненкова. Играла Ярославну в опере Бородина “Князь Игорь”. Пела заглавную партию в опере “Мадам Баттерфляй” в рамках консерваторских концертов. В 1954-м выступала в ресторане “Марьяныч”. Есть вероятность того, что Тамара в это время могла познакомиться с Марией Гориной, тоже оперной певицей, такой же талантливой как она (в 1918 году была приглашена в Москву, оперный театр). Они могли встретиться на оперных подмостках, где часто выступала Мария Яковлевна, точно так же в концертах и представлениях русского общества в Париже.

Тамара в те годы немало путешествовала – побывала и в предместьях Парижа, и в Каннах, и на Лазурном берегу, и в Монте-Карло. Завершив музыкальное образование, планировала отправиться в Балканские страны. Собиралась поехать в Бразилию для получения наследства младшей сестры. Одним словом, постоянно пребывала в “чемоданном” настроении. По некоторым предположениям, у нее в те годы были отношения с каким-то немцем. В принципе, все это могло привести к тому, что она на время оставляла Аллу знакомым, в том числе и Марии Яковлевне, чтобы присмотрели за ней, дальше девочка могла задержаться в Ножане на несколько лет. Возможно также, что мать ее временно отдала в приют. Тамара Вячеславовна имела непростой характер – как вспоминает ее внук, сын Аллы Марк, бабушка была женщиной властной и с характером. С другой стороны, и Алла была не самой покладистой дочерью, - как говорится, где роза, там и щипы. “Нрав у нее тоже был непростой, – вспоминает тот же Марк, ее сын, – стоило мне провиниться, я получал пощечину”. По наблюдениям же Кристиана Диор, она на подиуме всегда дефилировала с невозмутимым и отстраненным видом, а в жизни казалась холодной и неприступной. Она не стеснялась в выражениях, если что-то ей было не по душе, и порой ей были свойственны вспышки взрывного темперамента. По словам Диора, в этом выражалась ее славяно-азиатская культура. Или быть еще точнее, настоящая вольная, своенравная степнячка, достойная сестренка Маншук, Алии и Хиуаз. Видимо казашкой она смотрелась не только внешне, наверное, напоминало об этом и зеркало, в котором отображадся ее пристальный взгляд, каким смотрят казахские воительницы, вольные как степной ветер. “Она была строгой мамой, но всегда и во всем предоставляла мне свободу выбора”, – говорит Марк. Кажется, ее своенравность шла от стремления к свободе, поэтому она и на подиуме носила открытые наряды с невероятной уверенностью, как бы доказывая слова Жан-Поль Сартра о том, что женская фигура воплощает в себе идею свободы.

Но стремление к свободе, своенравный характер не всегда приносят дивиденды. Кто знает, может поэтому жизнь и судьба Аллы Ильчун восхитительна и грустна одновременно: доподлинно известно, что она после развода с Майком, переехала с сыном к матери с отчимом, но там прожила недолго – во-первых, в маленькой квартире вчетвером было слишком тесно, а во-вторых, всегда сдержанная в общении с коллегами, Алла однажды все же упомянула, что жила с матерью и та устраивала ей сцены, постоянно упрекая, что она слишком мало зарабатывает. Долго не выдержав упреков матери Алла с сыном переезжает в другой район Парижа.

Это несколько пространное бытовое-психологическое описание я привожу только потому, чтобы как-то аргументировать вероятность факта проживания Ильчун в доме Шокая в годы войны. По возрасту это совпадает. В 1941 году Мустафа говорил, что ее дочери тринадцать лет, стало быть она была 1928 года рождения. Следовательно, в 1943 году, когда ее увидел Уахит Турысбеков, девочке должно было исполниться 15 лет. Уахит пишет, что видел девочку лет 14-15. По возрасту оба факта сходятся: здесь речь идет об одной и той же девочке. Но Алла ли она по возрасту? По ее свидетельству о рождении, обнаруженного парижскими следопытами, она родилась в 1926 году. Следовательно, ей в 1941-м должна было быть пятнадцать, а в 1943-м соответственно семнадцать лет. Идет разница в два года. Но точный ли год рождения указан в том документе, вот в чем вопрос. Дело в том, в некоторых материалах говорится, что Алла Ильчун умерла в 1989 году, в возрасте 63 года. Если это так, то она родилась в 1927 году. Теперь посмотрим сообщение английской газеты Birmingnam Post: там говорится о Лондонском дефиле Дома Ив Сен-Лорана с участием “Аллы – китаянки по национальности”, которой 31 год. Сообщение датировано 5 марта 1959 года. Отнимем от 1959 цифру 31, получается 1928. Надо полагать, что сей возраст был озвучен самой моделью в интервью. То есть, она назвала свой настоящий возраст, а не зафиксированный в документе. Если принять эту версию во внимание, то получается, что на момент вхождения ее в семью Шокая в 1941 году, ей исполнилось ровно 13 лет, а в 1943-м 15. Все верно.

Теперь можно делать предположение, откуда у Аллы ее казахскость, ее привычка и манера одеваться по-казахски – по свидетельствам очевидцев, в доме Шокая всегда царил этот дух, этот национальный аромат, и Мария Яковлевна, – царство ей небесное, – высоко чтила культуру, обычаи народа, ярким представителем которого являлся ее незабвенный муж.

Но почему тогда Алла скоро приняла решение покинуть это уютное гнездышко?

На сей счет у меня имеется единственное предложение и связано оно опять-таки с положением матери Аллы. Как известно, в конце 1944 года немцы потерпев поражение во Франции от союзников, ушли из страны. Правительство Виши попряталось в кустах. Со стороны французского Сопротивления – маки начались активные преследования французов, сотрудничавших с нацистами. В этой обстановке возможно и Тамара Вячеславовна могла быть серьезно обвиненной в коллаборационизме – Берлин Иришев так и пишет, что Алла спасла мать в связи с ее отношениями с немцами: в те годы такие связи жестко карались. Помогло уважаемое положение Аллы в кругах белой эмиграции. А уважение было добыто ее личными заслугами в участии во Французском Сопротивлении. Тогда ей было лет семнадцать, по некоторым данным она даже участвовала в боях на юго-западе Парижа вместе с другими представительницами белой эмиграции Тамарой Волконской и Ариадной Скрябиной. Напоминаем, речь идет об окрестностях Парижа, это может быть и Ножан.  На этот счет таинственная Ильчун не любила распространяться. “Говорят, что Алла участвовала в Сопротивлении, но мне лично она ни слова об этом не говорила”, – вспоминает бравший у нее интервью А.Васильев. Имеются сведения, что после войны Алла работала в Христианской организации для девушек в Париже, затем секретаршей в американской армейской части, где выучила английский в совершенстве (говорила еще на французском, итальянском и русском), подрабатывала в разных местах, в основном в сфере услуг, но в 1947 году она общалась с матерью, раз в том году послушав совет Тамары приняла предложение Диор работать в его Доме моды.

Тут возникает закономерный вопрос: почему в таком случае Горина-Шокай не обмолвилась ни одним словом об Алле и Тамаре Михайловой в своих воспоминаниях? Мне кажется, она об этом щепетильном для всех моменте не могла говорить, по той простой причине, что в момент написания ее книги “Я Вам пишу из Ножан”, то есть в конце 1960-х годов, Тамара Вячеславовна была жива, – она умерла в 1996 году, пережив дочь на несколько лет. Зачем Марии Яковлевне ворошить прошлое, омрачать душу подруги и сыпать соль на рану Алле?! Но, могла ли последняя забыть те времена, которые она провела в Ножане? Конечно, нет. При всей своей внешней строгости и видимой сдержанности, Алла Ильчун была натурой очень чувствительной, женственной, с присущей степнячкам глубокой, внутренней нежностью и нравственной красотой, которые спрятаны за ширмой их кажущейся апатичности. Однажды, в 1957 году сослуживцы заметили, что обычно невозмутимая и неприступная Алла вышла на подиум в слезах. “Алла, действительно была сдержанна, но всегда мила, утонченна и прелестна, – пишет молодой ассистент Диора Йорн Майклсон. – Она всегда была очень внимательна к окружающим и обладала невероятным эффектом присутствия”.

И здесь вспоминается то самое письмо, которое пришло в Ташкент через ГФР, по запросу таинственной дочери Мустафы Шокая – не Алла ли решилась на это?

Прямых доказательств нет и вряд ли они теперь найдутся. Тем не менее есть некоторые жизненные обстоятельства, которые, кроме детских впечатлений, могли бы иметь определенное влияние на поиск Аллы Мустафы Шокая, именно в начале 1950-х годов.

Дело в том, в 1953 году Алла вышла замуж за Майка де Дюльмен. То, что муж любил фотографировать молодую женщину в национальном одеянии как бы показывает его неподдельный интерес к прошлой жизни супруги, ее родословной, тут нельзя сбрасывать со счетов и то, что граф Мечислав мог иметь какое-то отношение к липкам – польско-белорусским-литовским тюркам – львовский Свиток, где он родился, находится в ареале расселения этой мощной диаспоры. Это во-первых. Во-вторых, едва переступив порог Дома Диор, Алла Ильчун за рекордно короткие сроки стала не только любимой музой самого популярного дизайнера-стилиста современности, но и одной из первых в своем роде “посланниц бренда” – бренда, на тот момент уже пользовавшегося невероятной популярностью по всему миру: уже в 1948-м Алла демонстрировала ставшее легендарным платье Диор “Юнона”, позднее платья с плеч Аллы покупали и британская принцесса Маргарет, с которой Алла была дружна, и знаменитая голливудская звезда Элизабет Тейлор. Она стала так знаменита, что ее хотели заполучить такие известные дома моды, как итальянские Бики, Шуберт, Ирэн Голицына, или знаменитые марки косметики, как например, Chen Yu. На протяжении всей своей работы она дефилировала в Италии, а именно в Венеции и Флоренции.

(Алла Ильчун на подиуме Haute couture Кристиана Диор преподносит стилизованный национальный балахон, с богатым казахским узором қошқар мүйіз – бараний рог)

Вместе с тем тогда же возникла неприятная для нее проблема. В апреле 1950 года в Великобритании должно был пройти первое дефиле Диор в этой стране. Среди моделей значилась Ильчун, причем именно ее газеты выделяли как “одну из главных сенсаций шоу”. Однако Алла едва не пропустила это первое британское дефиле. Как пишет Берлин Иришев, из-за проблем с документами – по неизвестным причинам она не могла получить визу на въезд в Великобританию. Тогда за нее вступился комитет Музея костюмов, спонсировавший шоу и понимавший важность перфоманса ее презентации коллекции Дома Диор для столь взыскательного бомонда, что иммиграционная служба дала попятную и выдала Ильчун разрешение. Отсюда ясно, что препятствие было со стороны иммиграционный службы. А потому, что Алла все еще была иммигранткой – хотя иногда и говорила журналистам, что она гражданка Франции, но по документу оставалась гражданкой Китая, причем теперь уже коммунистической КНР – одна из английских газет в те дни так и писала, что “проблему создала ситуация китаянки Аллы Ильчун”. Это гражданство сохранялось за ней до получения французского гражданства в ноябре 1967 года. Таким образом, весь двадцатилетний период доминирования на подиумах Высокой моды она оставалась с китайским гражданством. “Биологически являясь казашкой по линии отца и русской по линии матери, ни русской, ни казашкой она никогда официально не была”, – пишет по этому поводу Берлин Кенжетайулы. Конечно, это так. Но здесь также надо учитывать одно так сказать юридическое крючкотворство, дело в том, что Мустафа Шокай являлся французским подданным и, возможно, когда чета взяла Аллу из детского приюта, по законодательству Франции Мустафе пришлось бы оформлять на себя попечительство над ребенком. Наличие такого документа могло быть единственным разрешением проблемы, так как Алла смогла бы подтвердить существование своего попечителя, еще и доказав свое родство с ним (возможно в попечительских документах она была указана как его дочь). Для этого необходимо было получить подтверждение от родных Мустафы. Но не вышло: до смерти напуганный Мадияр дал задний ход. С другой стороны, его можно понять: он-то знал, что у дяди не было никакой дочери, если бы он нажил ее за кордоном, то непременно поставил бы в известность своего младшего брата – Нуртазы, отца Мадияра, с кем Шокай до 1937 года поддерживал тайную связь.

Похоже, проблему с иностранными визами Алле все же удалось решить другими путями, может быть с помощью такой всесильной приятельницы, как принцесса Маргарет, которой она была представлена в ту самую памятную скандальную поездку в туманный Альбион. Во всяком случае, спустя некоторое время Алла беспрепятственно стала путешествовать с коллекциями Диор по всему свету: она побывала в Южной Америке, Стокгольме, Хельсинки, Португалии, Шотландии и Северной Африке. В ноябре 1953 года в составе делегации из семи манекенщиц вместе с Диор поехала в долгое путешествие по Японии. В ходе этого визита они посетили Токио, Осаку, Фукуоку, Киото и Нагою с коллекцией, состоящей из ста нарядов стоимостью по 500 фунтов каждый. Оттуда до Маньчжурии рукой подать. Увы, она так и не смогла увидеть места, где родилась, также ей не удалось побывать в России – на исторической родине матери, еще на исторической родине биологического отца, а также возможно своего благодетеля-попечителя, столь много значивщего в ее жизни – думается она была очень привязана к нему, и Мустафа любил ее как свою дочь...

***

Закончив сие эссе, сделал запрос в Гугле. Снова тот самый фактчекинг. На этот раз на полковника Байдрахмана Садыкова. Так, на всякий случай. Неутомимый поисковик выдал искомое. Всего две ссылки. Одна – электронная версия той статьи 1989 года в “Социалистік Қазақстан”. Другая – список Алматинского городского дома ветеранов. По Ауэзовскому району города Алматы значатся всего 12 здравствующих ветерана войны. Первым в списке стоит имя: “генерал Садыков Байдрахман”...

Максат Таж-Мурат

Часть I. Неразгаданная тайна Мустафы Шокая

Часть II. Неразгаданная тайна Мустафы Шокая

Часть III. Неразгаданная тайна Мустафы Шокая 

Часть IV. Неразгаданная тайна Мустафы Шокая

Abai.kz