Часть II

Я терялся в догадках. Временами, вечерами, в передышках между основными делами, продолжал по крупицам собирать материалы, уточнял, сопоставлял, анализировал, а с появлением Интернет-ресурса начал использовать все его возможности в нужном себе направлении. Но про Сефиет ничего не мог найти, покуда однажды, – “О, столько на свете интересного, друг Гораций, которые неведомы даже нашим мудрецам”, – по другому поводу в поиске того самого сэра Болда не зашел в интернет и не прогуглил это имя. Надо же, каково было мое удивление, когда старик Гугл невозмутимо выдал сообщение, где фигурировало не только имя Гемфрида, но и ряд заветных для меня имен и слов, столь знакомых из той рукописи, в алфавитном порядке: “...Даллас ...Иран ...кашкайцы ...Кербалаи ...Кузьмич ...Леверкюн ...Мирза Кашкаи ...Рокфор ...Сефиет ...Турчанка ...Тюлеген ...фон Папен ...Хамидхожа ...Музаффар ...Хуршид...”

Первым делом я подумал, что это из той рукописной повести, которая все-таки дождалась своего часа и заняла свое место на каком-нибудь сайте. Но поисковик твердо и уверенно выдавал гиперссылку на другой источник, вернее книгу: “Шевердин Михаил. Семь смертных грехов: Роман. – Избр. сочинения в 6-ти томах. Т:6. – Изд. Института литературы и искусства им.Гафура Гуляма. – Ташкент: 1969”. Покопался в онлайн-продажах книг. Оказалось, произведения Михаила Шевердина нынче библиографическая редкость, продаются они по онлайн-аукциону, но шеститомник уже распродан. В том числе и заветный для меня “Семь смертных грехов”. Не беда. На завтра же ноги привели меня в Национальную библиотеку, где в обязательном порядке должен был храниться хотя бы единственный экземпляр книги. Так и вышло: компьютерный поиск сразу выдал выходные данные того шеститомника. “Семь смертных грехов” обозначился последним шестым томом, роман также имел подзаголовок “Евангельский завет”. Состоял из двух книг под одной обложкой, с общим объемом 711 страниц. Настоящий фолиант.

Прежде чем приступить к чтению, преодолев желание, познакомился-таки с биографией автора. Михаил Иванович Шевердин оказался журналистом, литературоведом и народным писателем Узбекский ССР. Родился в 1899 году в Модлин, Царство Польское. Умер в 1984 году в Ташкенте. Вся жизнь прошла в Туркестанском крае, куда перебрались его родители. После мужской гимназии в Самарканде закончил Петроградский институт инженеров путей сообщения. Участник установления советской власти в Средней Азии, вел политработу в частях Красной Армии. Был председателем Госплана Восточной Бухары. В 1927-м окончил Туркестанский восточный институт в Ташкенте, в 1930-годы работал собкорром газеты “Правда” по Средней Азии. Владея языками народов Туркестана, в 1938-1942 гг. возглавлял ряд специальных экспедиций по Узбекистану, Туркмении и Таджикистану. Во время Великой Отечественной войны командировался в советскую оккупационную зону Ирана. После войны работал в ЦК коммунистической партии Узбекистана главным редактором журнала “Звезда Востока”. Далее в биографических данных говорится, что Шевердин “в своих книгах показал накал жесточайшей борьбы с басмачеством, с деятельностью иностранных разведок с участием английского разведчика Лоуренса Аравийского и турецкого генерала Энвербей по подготовке интервенции против республик Средней Азии в конце 1920-х – нач. 1930-х гг. Это нашло отражение в его романах “Набат”, “Тени пустыни”. Вихрь событий Великой Отечественной забрасывает героя романа “Семь смертных грехов” в страны зарубежного Востока. Он оказывается в гуще политических интриг и происков фашистской, британской и американской разведок, авантюристов из антисоветской туркестанской эмиграции”.

(Писатель Михаил Шевердин)

Все эти приключения происходят вокруг главного персонажа предыдущего романа “Тени пустыни” – Зуфара Джумамуратова, уроженца Хивы, по профессии морского штурмана. Кадровый военный, боевой опыт приобрел на границе, Халхин-Голе, на финском фронте. Имел звание капитана. В 1920-е годы начальником погранзаставы в одной из республик Средней Азии Петром Кузьмичем Прокофьевым завербован для работы в разведслужбе. Накануне войны под легендой советского матроса Хуршида, спасшегося в кораблекрушении, забрасывается в Турцию для внедрения в среду туркестанских эмигрантов. Устанавливает связь с руководителем ЦА Тюркской республики Усманом Ходжаевым, еще одним деятелем в эмиграции Тюлегеном Поэтом. Тогда же, во время своей поездки в турецкий городок Полатлы в местном почтово-телеграфном отделении случайно знакомится с девушкой по имени Сефиет. После возвращения в Анкару Зуфару назначает аудиенцию фон Папен, тот склоняет его на работу в пользу абвера, после знакомит с вождем иранского племени кашкаи и курдов шайхом Музаффаром. Дальнейшие события разворачиваются среди тюркоязычных кашкайцев и персоязычных луров, – в кашкайских кочевьях появлялись заброшенные в их горы немцы-парашютисты. Там же Зуфар вторично встречает ту самую девушку из почты Палатлы – Сефиет, но теперь не рыженькой, а совершенно в другом облике: с иссиня-черными волосами, еще она высокая, эффектная госпожа. Внешностью Сефиет, пожалуй, похожа на узбечку, повествует автор. Косой кунгратский разрез глаз, густые брови почти сошлись на переносице, округлый овал лица. Но по произношению этого не скажешь: оно явно турецкое. Тогда же Зуфар вспомнит, что ее он видел два года назад в Советском Союзе, в Хазараспе. По ходу дальнейшего разговора Сефиет заявляет: “Я – Мата Хари, я – шпионка” и излагает свою жизнь. Оказывается, ее отец принадлежал к самым знатным кругам Анкары. Отпрыск знатного хивинского рода Джурабека, владетельного хакима Шахрисябса, он после революции бежал в Турцию, поступил в стамбульскую духовную академию, благодаря знанию русского языка вращался среди белых эмигрантов, нажил большое состояние, перекупая и перепродавая валюту и драгоценности. Повзрослев, Сефиет выходит замуж за узбекского эмигранта Муслима Турсунбаева, чиновника турецкой административной службы. Тот являлся отпрыском знаменитого Фулатбека, одного из могущественных вельмож Кокандского ханства, наследником хазараспских латифундий, а во второй, невидимой своей жизни сотрудничал с германской разведкой. Это обстоятельство приводит Сефиет в кабинет Канариса, а в 1940 году она совершает поездку в Туркестан. С помощью мужа устраивается на службу в представительство германской фирмы “Даймлер и К^о” – ранее она изучала немецкий язык в женском колледже в Бруссе. В Хорезме она побывает в имениях своего рода, теперь уже бывших, нынче там колхозы и совхозы. Сефиет тайно мечтает все это вернуть. Тайно торгует золотом, драгоценными камнями.

Возвращаясь из Полатлы в Анкару, Зуфар на вокзале встречает пожилого темнокожего человека в берете, как выясняется бритоголового. Опытный разведчик в ходе разговора с ним определяет, что он казах. Новый знакомый плохо отзывается о Гитлере. Дальше признается, что он степняк, когда-то учился на юриста вместе с Керенским, и они за одним столом... совсем как сейчас с Зуфаром... беседовали о судьбах наций... В 1917 году работал присяжным поверенным, состоял членом созданного Временным правительством Туркестанского комитета, организовал правительство Кокандской автономии. Дальше переходит к делу. “Гитлер глубоко нам антипатичен, – открыто заявляет он. – Гитлер для нас средство для ослабления большевиков. У ослабленной войной России мы вырвем независимый Туркестан”. Дает понять, что хорошо знает подноготную Зуфара, – мол, кто он на самом деле, но даже при этом он должен проявлять любовь к отчизне, помогать им выгнать из Туркестана русских и создать мусульманскую Туркестанскую республику, – только без турок, – где будут верховодить принципы частного предпринимательства, и никаких колхозов.

Позже Зуфар этого якобы случайного попутчика встречает снова, на этот раз в турецком Трабезоне, в “Пансионе Сьюисс”, где проходило собрание туркестанских деятелей-эмигрантов по обсуждению состава правительственного кабинета будущего Туркестана. Нить, искусно запущенного веретена совещания, находилась в умелых руках того самого темноликого – случайного знакомого Зуфара, как выяснил он потом, это был Мустафа Шокай – лидер туркестанской политической эмиграции. Другие, в том числе Сефиет, которая принимала активное участие в проведении совещания, исполняли его волю. Она во всем его поддерживает и ругает Гитлера, за то, что тот поменял свое намерение дать самостоятельность Туркестану (разговор шел после поражения немцев под Москвой).

После совещания группа членов туркестанского правительства через Эрзерум и Тебриз прибывает в Иран. В их числе также Сефиет и ишан Бекмурзаев, которому та прочила место в кабинете. Но в той группе Шокаева не было. По дороге к кавалькаде присоединяется леди Летиция Болд – она ехала в Исфаган, к мужу, сэру Гэмфриту Болд, с ней едет американский “миссионер”, преподобный Даллас Рокфор. По прибытии к ним присоединяется барон Тенти дю Кастанье, там же разыгрываются интрижки любовного многоугольника: Далласа, Кастанье и Летиции...

Думается, здесь нет смысла пересказать всю сюжетную линию семисотстраничной книги, в интересах нашей темы лишь отметим, что фабула, сюжет, идеи и образы в рукописи Байдрахмана Садыкова точь-в-точь (иногда даже слово в слово) повторяют роман “Семь смертных грехов”: полный парад всех резидентов и вождей племен, вилла “Букет роз” и прочие мелодраматические события, расовые рассуждения Болда, связь Химид-Ходжы с африканским суфийским тарикатом сенусси, подробности плана “4 Б”, разведшкола в Ладенбурге, генерал Леверкюн, который создал и  курировал трабезонское правительство, демонстрация склада отрезанных голов, Петр Кузьмич... Но в романе не говорится, что последний есть полковник Ходжаев, он представлен тем самым шефом Зуфара, майором Прокофьевым, находился он тогда в Мешхеде. Во-вторых, в романе шайх Музаффар представлен как профессиональный разведчик, засланный царской разведслужбой еще юным зарубеж. Здесь, в Иране он возглавляет одно из курдских племен. Говорится и о его сигэ, но ее зовут Гульсун, а не Гульсим, также она к лурам не имела никакого отношения – в ее жилах текла теймурийская кровь (так в тексте).

Когда я дошел до последней страницы, у меня не осталось ни малейшего сомнения в том, что в рукописи Байдрахмана Садыкова “Операция “Трабезон” был использован роман Михаила Шевердина “Семь смертных грехов”. Иначе не могло быть: роман впервые вышел отдельным изданием в 1967 году, а рукопись датирована 1989 годом. Точнее, на титульном листе написано: “Начато – 1.10.1989 г. Алма-Ата. Закончено – 25.11.1989 г. Кзыл-Орда”. Любопытно, что газета “Комсомольская правда”, в которую была обернута рукопись, является номером от 8 декабря 1989 года и отпечатана она в Ташкенте, в типографии издательства ЦК КП Узбекистана, куда был передан из Москвы по фототелеграфу. Стало быть, Б.Садыков использовал роман Шевердина в своем опусе, находясь в Казахстане, но закончив первый раздел, в конце ноября поехал в Ташкент, возможно, чтобы поискать дополнительные материалы. Или все-же хотел увидеться с ними воочию, поговорить, ибо не исключено, что некоторые из них в то время могли быть еще живы. Без сомнения, прототипы существовали. Известный литературовед Зоя Кедрина в своей статье, посвященной творчеству Шевардина, так и пишет: “События и факты произведения Шевардина тщательно проверены по архивным документам и по свидетельствам многочисленных прототипов героев. Отсюда особенная достоверность изображаемого, густая насыщенность, даже перенасыщенность романов фактами, событиями, которые нужно увидеть собственными глазами”. Нам неизвестно, Зуфар Джумамуратов вымышленное или настоящее имя главного героя, но где-то в романе говорится, что тот с полковником Сабиром Рахимовым были свояки. Вполне вероятно, речь идет о прославленном генерале Сабыре Рахимове (в том 1942 году полковник). Если это он, тогда выходит, что Зуфар был женат на казашке. Вот почему он в Мустафе Шокае безошибочно распознал казаха, также он касаемо национальности Сефиет однозначно был убежден, что она хивинская узбечка, возможно кунгратской крови. Об ее родственных отношениях с Шокаем и речи нет, – она просто описана как его соратница по политической деятельности, но и, разумеется, присматривала за ним как сотрудница абвера. На этом месте автор выступает как герой-повествователь – такое впечатление, что он смотрит на Сефиет глазами человека, который видел ее и общался с ней, что потом вылилось в выражение: “Сефиет – сосуд, вмещающий в себя все семь смертных грехов”. Не зря Зоя Кедрина отмечает, что в образе Алаяра Даниарбека проглядывает что-то от самого автора. Действительно, в романе все, что описывается, идет от жизни, от опыта лично пережитого, увиденного, прочувственного – почти экспрессионистская яркость пейзажей передает не просто эмоции автора, но доскональное знание предмета на вкус, на запах, на цвет, на холод и зной. Ясное ощущение того, что автор сам непосредственно участвовал в событиях тех лет, вероятно в качестве тайного сотрудника советской разведслужбы. Если это так, – а вероятность весьма высокая, – нельзя ли принимать описываемые в романе события и приведенные факты как подлинные вещи, в том числе и сведения о Мустафе Шокай? По сюжету время его появления в Турции охватывает осень 1941-го до декабря месяца, (по роману именно в это время проходила учредилка в Трабзоне), когда немцы потерпели поражение под Москвой. Отсюда вопрос: мог ли Шокай до своей смерти в конце декабря, посетить Турцию, Трабзон? Ведь факт создания “Трапезундского правительства” сторонниками самоопределения малых народов Советского Союза – руководством абвера подтверждается косвенными доказательствами, также в романе открыто приводится негативное отношение Шокая к нацистам. Речь идет о “третьем пути” – без советов и без немцев, которого в те годы тайно вынашивали лидеры тюрской эмиграции за рубежом. Интересно, это написано в условиях общепринятого взгляда в советской идеологии, обвиняющего Шокая в коллаборационизме. Стало быть, Шевердин здесь приводит подлинные свидетельства своего героя – прототипа главного действующего персонажа. Думается, нашим шокаеведам стоит обратить внимание на эти и другие моменты в романе.

Шевердин, этот классик советской художественной ориенталистики, в своем произведении, похоже, не смог отказаться от соблазна “реальной фантастики”, и это чрезмерное увлечение писателя умело исправляется его талантливым плагиатором – Эль-Арали Зуфар-Акзам ибн имам-Садыхом, за которым проглядывается фигура Байдрахмана Садыкова: роман перенаселен героями и переуплотнен событиями, порою мелодраматического характера, в рукописи все эти моменты сохранены (во всяком случае в первой ее части), но заметно переуплотнены их политико-социальные нагрузки. Невооруженным глазом видно, что переписывая роман, автор рукописи использовал материалы из доступной ему исторической литературы тех лет, в том числе есть места, слизанные из небезызвестной документальной повести Серика Шакибаева “Падение “Большого Туркестана”. Во-вторых, заметно усилен образ Сефиет, которая теперь выступает дочерью Мустафы Шокая, при этом ее родословная в романе увязана с “хивинской” линией Шокая, то есть она становится казашкой. В романе мельком говорится о связях Сефиет с Канарисом, но эта линия теперь в рукописи увязывается с ее пребыванием в Средней Азии, причем Полатлы меняется на Ташкент, а в роли Зуфара (он же Хуршид) выступает сам герой-повествователь – Байдрахман (он же Абдрахман).

Таким образом мы видим, что передергивание фактов осуществлено с явным упором на казахскую аудиторию, но с налетом прежней, советской идеологической точки зрения, с ее очернением Шокая как изменника родины и фашистского прохвоста. С этой целью образ его “дочери” подан в прежнем, шевердиновском посыле – “сосуд семи смертных грехов”, но сознательно преувеличен, заострен со сгущением красок. В этой связи обращает на себя внимание новое, садыковское композит-имя героини – Сефиет-Ламиля (в другом месте – Ламие). Скорее это агентурное имя, имеющее двойное значение: в одном месте рукописи приводится легенда об отважной Ламиле – дочери славного Яхия батыра из лур-казахов. Однако ни в одном языке мира нет такого имени, и вообще слова. “Ламили” встречается, но в виде фамилии, например, есть такая певица Ирина Ламили. А вот слово Ламия есть. Lamiya – божество с головой красивой женщины и телом змеи, крадущее детей и пьющее их кровь. В старину казахи его называли жуда-жылан. Сигэ Гульсим в повести так и говорит Сефиет: “Ты – турецкая змея”. С учетом этого можно предположить, что рукопись повести – сокращенного и видоизмененного “инварианта” романа Шевердина изначально была подготовлена на волне разгоревшихся дискуссий вокруг фигуры Мустафы Шокая, в то время, когда позитивно настроенная к нему казахская общественность и национальная печать вела непримиримую борьбу с по-прежнему обвиняющих Шокая в изменничестве и коллаборационизме такими бывшими чекистами, как полковник Шакибаев, генерал Мустафин и иже с ними. То есть, в те годы тема “Кого возносить на щит, а кого предавать анафеме?!” как никогда была в тренде, как говорят сейчас, и на этой волне можно было получить неплохую прессу, а если повезет, даже поживиться, выпустив бестселлер. Поэтому автор “секонд хэнда” по-казахски в целом сохраняя негатив в отношении и Сефиет с одной стороны, с другой стороны оставляет тональность извода от Шевердина, несколько смягчая  идеологическую воинственность. А голос Шевердина хотя и гремит во славу советского оружия, но в то же время, объективно в едва уловимом виде являет некие симпатии даже в отношении отрицательных персонажей. Автор порой беспристрастен, что дает повод современным читателям оценить эти произведения положительно. “Книга уникальна – приключения настолько увлекательные, а герои такие живые и яркие, что совковая пропаганда, мелькающая на страницах, бессильна ее испортить, – пишет в отзывах один из них. – Пропаганду просто не замечаешь. Впрочем, ее там совсем немножко, что для книг тех лет редкость и огромный плюс”.

Вот и решил Садыков, переделывая роман, придерживаться той линии, которую удачно применил Шевердин, еще памятуя изречение Джонатана Свифта: “Ложь – слишком удачная выдумка, чтобы расточать ее щедро”. К тому же надо отдать должное автору “Операции “Трабезон” – помимо того, что он не был лишен способностей пишущего человека, он также хорошо знает историю, особенно Великой Отечественной войны, в том числе секретных служб того времени, еще несомненно обладает превосходным логическим складом ума, с помощью которого даже писатель средней руки может состряпать вполне приличную вещь. Одним словом, образован, информирован. К тому же слыл искусным рассказчиком, говорил в высшей степени логично, умел держаться, скорее подать себя публике, как говорится он актер, играющий и в жизни. И почти все, кому довелось с ним встретиться, после двухчасового разговора с ним даже не сомневались в том, что он на самом деле офицер КГБ, если даже не воевал. Думается, в этот умело расставленный капкан и угодили создатели художественного фильма “Мустафа Шокай”, иначе чем объяснить то, что они даже после тех громких  разоблачений, несмотря ни на что все же решились положить в основу фильма россказни Байдекен – сомнительного, и уже прилично оскандалившегося человека?! Лично для меня это обстоятельство по сие пору не укладывается в голове. У меня на сей счет есть только два предположения: либо создатели фильма, прошедшие рым и крым, все же не смогли устоять перед великим соблазном использовать эти расчудесные рассказы “полковника”, или же Садыков все-таки на самом деле имел какое-то отношение к советской разведке.

Максат Таж-Мурат

Часть I. Неразгаданная тайна Мустафы Шокая

Abai.kz